— Антоний, — начала она, поджимая губы, и стараясь на меня не смотреть. Было видно, что она пытается подобрать слова, но объяснение давалось ей тяжело и я решил помочь.
— Я не держу зла. Понимаю вас и прошу понять меня. Софа, я — инквизитор. Моя работы — быть левой, карающей рукой Господа. Только я — справедливость. — попытался донести я до ведьмы простую, но такую важную для меня, истину, Она кивала, но в глазах не было понимания, только жалость.
— Меня не нужно жалеть, ведьма. Я сам выбрал свой путь и Господь ведет меня. Я прошу лишь о понимании. Мне не нужно прощение, так как вины за то, что ищу правду и караю тех, кто это заслужил, я не испытываю. Если бы бог хотел меня остановить, остановить меч, занесенный над головой виновного, он бы это сделал, — произнес я, глядя на ведьму, которая смотрела на меня с какой-то затаенной нежностью.
— Бель, ты бы мог… — начал Люцифер, но потом осекся представляя масштабы предстоящей катастрофы и последствия от просьбы, — Как бы это помягче…
— Двинуть ему? — усмехнулся Бельфегор, а Михаил с Гавриилом резко повернули головы в сторону братьев, — Да, думаю, что пора.
— Насилие — это не выход! — вступился за Антония Михаил, — Тем более, что сейчас Антоний получит один из самых важных уроков.
— И какой же? — синхронно спросили все: и Люцифер, и Бельфегор, и Гавриил, и даже заинтересовавшийся процессом Святой Петр.
— Что тьма не всегда ею является, — задумчиво произнес Михаил, поглаживая рукоять меча, — Иногда тьма — это и есть свет. И как бы страшно не звучало, наоборот тоже. Антоний считает, что страх — единственная возможность управлять людьми, когда слова Отца уже не достаточно. Но он не понимает, что именно страх рождает большинство преступлений.
— О чем это он? — не понял Бельфегор, медленно переводя взгляд с Михаила на Люцифера. — Я не понял ни черта! Я свою Империю держу в страхе!
— А женское население предпочитает в слове «страх» не слышать букву «с», — ехидно произнес Люцифер.
— Не ругаться в Раю! — заорал Святой Петр, отгоняя маленького бесенка от святых врат. — Кыш! Кыш! Совсем обнаглели! Хоть метёлкой гоняй! Рай — не безразмерный! Тут место для праведников!
— Трезвенников и язвенников! — заключил Люцифер. — А так же идиотов, наивных и наивных идиотов!
— Я понимаю, Антоний. Но и ты должен понять, что все мы — люди, — Софа говорила очень тихо, как будто боялась, что нас могут услышать, — Если бы не мои ведовские силы — мы бы сейчас не разговаривали. У каждого своя правда и своя справедливость. Мы все совершаем ошибки, кто-то учится на них, а кто-то нет, но это опыт! Опыт, который мы можем направить во благо. Поверь в людей, Антоний. Хотя бы попытайся.
Я смотрел на Софу, а в груди как-то резко потеплело от осознания того, что ведьма заботится обо мне и оберегает. Как маленькое дитя, ей Богу, и тепло, и смешно одновременно.
— Вообще-то, я думал, что все наоборот, — рассмеялся я, а губы Софы тоже тронула мягкая улыбка, — Я думал, что это я должен защищать и оберегать…
— Он что? Растерялся? — удивился Люцифер, пока Бельфегор ржал, а Михаил с Гавриилом тихо умилялись заботе ведьмы, о их, как им казалось, недалеком брате. — Туся, давай! Не позорь братьев! Туся!
— Зажал ее и все! Лучший способ защитить — поймать и затащить! — обрадовался Бельфегор. — Как там мы с Доном писали? Урожай побило градом… Раздевайся и ложись! Первую строчку пишет Дон. Но я считаю, что она слабая! Зато вторая! Это настоящая поэзия! Есть еще стишок. Поднял наш король налоги. Раздевайся и ложись!
— Она — напуганное дитя, но знания травницы в ней очень сильны, — Софа пыталась перестраховаться, чтобы с Алвевой ничего не случилось. — Ты же инквизитор, справедливость, не дай ей пропасть, защити. Мы будем ждать новостей… Не дай ордену забрать еще одну заблудившуюся душу.
— Если за ней нет вины — ей ничего не угрожает, — в очередной раз повторил я, доказывая, что невинных я трогать не позволю. — Я пролью свет истины на это дело.
Я уже вскочил на лошадь, чтобы отправиться в Орден. Как раз занимался рассвет. Времени до молитвы осталось мало.
— Дура-а-а-а-а-а-а-а-ак! — заорал Люцифер и отвернулся, крылья черного ангела подрагивали от раздражения. — Нет, ну он опять! Промахать второй момент! Такой момент!
— Точно надо двинуть, — подвел черту Бельфегор, понимая, что сам Антоний так и не додумается. — Я тут его на любовный лад настраиваю! Стихи ему читаю! Дурак! Может, ей почитать? Ведьме?
— Ага, а потом Туся бежал за тобой и орал: «Бабу верни!» — усмехнулся Люцифер.
— Тихо! — цыкнул на них Святой Петр, умиляясь картине. — Глядите!
Софа осталась на месте, как будто ждала от меня чего-то? Чего? Я пообещал, что разберусь, сказал ждать меня дома, чтобы не подвергала себя опасности… И тут до меня дошло…
— Благословенная будь, — прошептал я, склонясь с лошади к Софе и целуя ее в лоб. Ведьма тихо хихикнула, а у меня почему-то от сердца отлегло. — Иди в дом.
Я подождал пока Софа закроет дверь избы и пустил коня во весь опор, понимая, что безбожно опаздываю и не успеваю к молитве!
— Это победа! — язвительно изрек Люцифер, скептически поднимая бровь и наблюдая за таким робким поцелуем.