Мираж черной пустыни - [86]

Наконец один из старших заговорил.

— А разве Библия не учит нас, что Господь Иисус прошел обрезание?

— Да, это так. Но нигде не говорится, что он благословил свою мать Марию, чтобы она сделала обрезание!

Несколько пар глаз прищурились. Одна из старых тетушек кивком указала куда-то через плечо.

— Разве мы не учили вас, что старые привычки плохие? Разве вы не почувствовали на себе любовь Иисуса Христа и не доверились его воле, не обязались соблюдать его законы? — Отец Гвидо указал пальцем на небо. Его голос разносился над головами собравшихся. — Вас не допустят в рай за то, что вы сделали! Вы будете гореть в адском огне злобного Сатаны за свои страшные грехи.

Грейс заметила, что застывшие лица начали оживать. Затем Марио выступил вперед и стал умолять своих родственников, быстро говоря на своем языке, пропустить святого отца и мемсааб в хижину Терезы.

Наступила тишина, в которой семь старших кикую встретились глазами с двумя белыми людьми; затем старая бабушка отошла в сторону.

Отец Гвидо и Грейс вошли в хижину и увидели Терезу, лежащую на постели, застеленной свежими зелеными листьями; в темноте слышалось жужжание множества мух и чувствовался запах церемониальных трав. На коленях возле девушки стояла Вачера.

Пока отец Гвидо опускался на колени по другую сторону, открывал свою маленькую сумку, вынимал шелковое покрывало и святую воду — принадлежности для проводов в последний путь, Грейс наклонилась, чтобы осмотреть девушку.

Рана была обработана тем, что, как ей было известно, считалось соответствующим ритуалу, точная формула хранилась и веками передавалась из поколения в поколение. Особые листья определенного растения окунались в масло, которое служило антисептиком, а затем помещались между ног. Их часто меняли на свежие, и не было никаких сомнений, что специально для этого была призвана <медсестра», которая зароет использованные листья в тайном укромном месте — табу, куда никакой посторонний человек не сможет забрести случайно. Терезу, должно быть, кормили особой священной едой, связанной с проведением этого ритуала, насколько знала Грейс, и она должна была употреблять пищу, поданную на листьях банана.

Весь процесс посвящения девушки в женщину был священным и тайным обрядом, лишь немногим белым удалось присутствовать при нем. Это было так же свято и полно глубокого смысла для каждого в племени кикую, как и поклонение у алтаря для любого католика. Но этот жестокий и бесчеловечный ритуал был связан с жестокой болью и страданиями, потерей крови и деформациями, которые позднее вызывали проблемы у женщин в их взрослой жизни, тяжелейшие роды. Грейс присоединилась к миссионерам в их борьбе за запрещение этого ритуала.

Сестра Марио была очень хорошенькой. Грейс видела это, несмотря на скудость освещения, проникавшего сквозь потолок. Ей было на вид около шестнадцати лет, черты лица были изысканными, и в них проглядывала невинность и нетронутость. Глаза Терезы были широко раскрыты. Грейс мягко закрыла их, потому что девушка уже умерла.

Пока отец Гвидо старательно читал молитвы, связанные с похоронами, Грейс опустила голову вниз и старалась побороть подступившие слезы.

Она не молилась и лишь плотно сжала зубы от ярости и чувства собственного бессилия. Тереза была уже четвертой девушкой, умершей от заражения крови после инициации, которую видела Грейс. Само обрезание производилось знахаркой специальным ножом. Она также слышала о других девушках, умерших от заражения крови, которое можно было бы вылечить, если бы европейские доктора были приглашены вовремя.

Грейс подняла голову и встретилась взглядом с Вачерой.

Воздух внутри хижины, казалось, пронзил заряд; в нем столкнулись силы двух соперниц — Вачеры и Грейс. Было такое ощущение, что глиняные стены домика не вынесут этого накала страстей и разлетятся на мелкие кусочки.

Затем Грейс произнесла на языке кикую:

— Я хочу увидеть, как твоим дьявольским ритуалам будет положен конец. Я знаю, что ты занимаешься черной магией, слышала это от своих пациентов. Я слишком долго терпела твое присутствие. Из-за тебя и таких, как ты, этот ребенок умер.

Грейс дрожала от гнева, а на лице знахарки застыла неподвижная маска. Вачера была все еще прекрасна — высокая, тонкая, с обритой головой, рядами бусин и браслетов, украшавших ее длинные руки, закутанная в мягкие складки своего одеяния. Она была живым анахронизмом среди обращенных в христианство кикую, призраком из прошлого их племени. Она неподвижно смотрела на Грейс Тривертон с презрением и гордостью, затем поднялась и покинула хижину.

Грейс вернулась в миссию и заметила Валентина, который нервно прохаживался взад и вперед перед зданием клиники. Когда она увидела, что у него в руках, а также маленького мальчика, который в ужасе прижался к ступенькам веранды, она поняла, зачем пожаловал ее братец.

— Взгляни на это! — закричал Валентин, швыряя в нее чем-то. Вещь ударилась ей в грудь и упала на землю. Она подняла ее и увидела, что это была одна из кукол Моны. — Я застал его за тем, что он играл с ней!

— Ох, Валентин! — вздохнула она. — Ему всего семь лет. — Грейс последовала за своим братом и присела на корточки возле Артура, который, как она заметила сразу же, получил очередные родительские наставления в виде порки.