Мирабо: Несвершившаяся судьба - [155]
Людовик XVI, сильно недовольный голосованием, не ратифицировал декрет о принесении присяги.
В этот момент Мирабо тайно вызвал к себе Монморен. В последующие две недели, во время которых разрабатывался План, король нарочито продолжал отказывать в ратификации декрета. 23 декабря он ознакомился с великим Планом Мирабо. В тот же день Национальное собрание настойчиво призвало его санкционировать декрет.
Терзаясь сомнениями, Людовик посоветовался с монсеньором де Буажеленом; архиепископ Экса уверил короля в том, что подпись, вытребованная под давлением, не будет иметь силы.
Прежде чем дать согласие на роковое решение, король написал папе Пию VI, умоляя его дать разрешение на присягу гражданской Конституции, что выглядит довольно трусливым прикрытием. С другой стороны, подписывая декрет, который он не принимал, Людовик XVI дословно исполнял План Мирабо: усугублял беспорядок, ронял Собрание в глазах истинных христиан, неумолимо подталкивая Францию к той самой анархии, которая сделает неизбежным обращение к власти. Поведению Людовика XVI редко давали такое объяснение; оно выглядит интересным, так как наводит на мысль о том, что поначалу король действовал в соответствии с Планом.
Кстати, одного результата достичь удалось: беспорядок усилился. Теперь, когда на декрете стояла подпись короля, французские священнослужители были обязаны принести гражданскую присягу в течение недели. Следовало ожидать серьезных трудностей; в Париже на стенах тайно расклеивали листовки, яростно восстанавливающие общественность против священников — «нарушителей общественного порядка».
1 января 1791 года Мирабо поднялся на трибуну и произнес речь в духе терпимости, осуждая эту листовку, которую он объявил «неконституционной». По его словам, вопрос ставился таким образом: «Не соблюдающими закон могут считаться лишь те священники, которые, не принеся присяги, захотят продолжать исполнять свои функции; если же они уйдут в отставку, разве можно считать их виновными?» Было заявлено, что «Собрание не посягнуло на духовность», и 4 января депутаты проголосовали за ряд мер, направленных на то, чтобы облегчить процедуру избрания епископов, кюре и викариев.
В этих примиряющих решениях плохо было одно: они шли против Плана; поэтому Ламарк довольно логично возразил в письме от 5 января 1791 года:
«Говорят, Вы вчера чудесно говорили в Собрании. Однако я думаю, что Вы лучше следовали бы предложенному Вами плану, если бы предоставили Собранию напороться на меч, что оно было готово сделать…»
Правда в том, что на 4 января было назначено принесение присяги; на это согласилось лишь незначительное меньшинство депутатов от духовенства — семь епископов (из них четыре, не имевших юрисдикции в своем приходе) и пятьдесят восемь кюре.
Опасаясь гораздо больших осложнений, чем он рассчитывал, Мирабо счел дипломатичным предложить отсрочку.
7 января Шарль де Ламет вызвал конфликт, обличив одного «мятежного» кюре; Мирабо вновь попросил слова и сделал акцент на беспорядках, которые возникнут из-за прекращения на длительный срок деятельности священнослужителей. Пораженное его аргументами Собрание поручило Комитету по делам церкви подготовить «обращение к французам» о гражданской Конституции; хотя Мирабо и не являлся членом комитета, составить обращение поручили ему.
Казалось, что он получил способ из тех, о которых говорил в своем Плане, чтобы дискредитировать Собрание и заставить его противоречить самому себе.
Истины ради следует признать, что эта попытка закончилась почти полным провалом: помимо богословских ошибок, в очередной раз вызванных советами аббата Ламуретта, Мирабо опять не устоял перед своими демагогическими наклонностями.
«Обращение» разводило в разные стороны светское и церковное; оно исключало возможность конкордата между духовной властью папы и светской властью, исполняемой народом.
Затем шел поразительный пассаж, направленный против епископов старого режима, около полусотни из которых находились в зале заседаний:
— Вы, порождение чудовищной несправедливости, призвавшей на первые посты в Церкви тех, кто прозябал в праздности и невежестве и безжалостно закрывал двери святилищ перед мудрой и трудолюбивой частью церковного сословия! Взгляните на этих прелатов и священников, которые внушают дух мятежа и ярости, этих пастырей, беспрестанно размышляющих над способами захватить власть над силами безопасности! Разве не видно, что у них те же цели, что и у нечестивцев, и что они полны решимости погубить христианство, лишь бы отомстить за себя, любой ценой вернуть себе свое место и вновь ввергнуть вас в рабство?
Волна возмущения пробежала по рядам, где сидели правые депутаты; аббат Мори с шумом покинул зал, увлекая за собой часть духовенства.
Конечно, если целью Плана было внести смуту в заседания, успех был полным; но, возможно, Ламарк с Монмореном не одобряли такие приемы.
Дальше пошло еще хуже: речь вдруг обратилась в проповедь. Приведя несколько цитат из Библии, Мирабо призвал добропорядочных священников принести присягу и, сравнив будущую Францию с той, какой она была еще несколько месяцев назад, заключил:
Эта книга посвящена одному из самых блистательных персонажей французской истории — Пьеру Огюстену Карону де Бомарше. Хотя прославился он благодаря таланту драматурга, литературная деятельность была всего лишь эпизодом его жизненного пути. Он узнал, что такое суд и тюрьма, богатство и нищета, был часовых дел мастером, судьей, аферистом. памфлетистом, тайным агентом, торговцем оружием, издателем, истцом и ответчиком, заговорщиком, покорителем женских сердец и необычайно остроумным человеком. Бомарше сыграл немаловажную роль в международной политике Франции, повлияв на решение Людовика XVI поддержать борьбу американцев за независимость.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.