Мир Жаботинского - [4]
Народ в великой беде обязан выработать великий план собственного спасения и бороться за осуществление этого плана. План реальный и детальный, учитывающий все факторы в их развитии на годы вперед, в полном соответствии нынешней моде — в ближайшие десять лет расселить в Эрец Исраэль миллион, два миллиона евреев или даже больше. В их числе столько-то и таким-то путем прибывают евреи из Польши, столько-то — из Бессарабии, из стран Прибалтики, столько-то — из Австрии и Германии. Для этого потребуются такие-то и такие-то суммы. Столько-то даст частный капитал, столько-то евреи смогут привезти с собой, столько-то следует привлечь в виде займов. Для обеспечения нормального развития поселенчества понадобится провести такие-то реформы в сельском хозяйстве — через 10 лет появится новое государство, которое уже само будет решать все вопросы, связанные с «исходом», и окончательно покончит с галутом.
Первый шаг уже будет сделан.
>«Из бездны...», «ха-Ярден» («Иордан»), 17.4.1936.
«Покончить с галутом» — вот лозунг, который Жаботинский выдвинул, тогда и непрестанно развивал и отстаивал на аудиенциях с королями и главами государств, перед мировым общественным мнением, перед собственным народом — со страниц газет, с трибун собраний, при личных встречах. Его формула, жестокая, но правдивая, звучит как последнее предупреждение: «Евреи! Покончите с галутом, или галут покончит с вами!».
Не думайте, что термин «эвакуация» появился случайно. Долго, очень долго я искал это слово. Тысячу и один раз я взвешивал и проверял — и так и не нашел более подходящего термина. Сначала я думал о слове «исход», второй Исход из Египта — но сегодня это не годится. Ведь мы намереваемся заниматься политикой, представительствовать перед народами мира, требовать у государств поддержки. Поэтому не следует задевать их самолюбие и напоминать им о фараоне и казнях египетских. Кроме того, слово «исход» ассоциируется у нас самих с картиной огромных масс, бегущих, как дикое стадо.
«Эвакуация» — другое дело; в шестнадцать лет я написал стихи; я забыл их поэтическую форму, но содержание я помню до сих пор: галут — это когда другие делают за нас нашу историю. Сионизм — это когда евреи начинают сами созидать свою историю. И через всю мою политическую деятельность красной нитью проходит эта идея: еврейский народ — сам творец своей истории.
Что стояло перед моим мысленным взором, когда я произносил слово «эвакуация»? Я видел полководца, который смотрит с высокого холма на сражение и замечает, что одна из его дивизий попала под уничтожающий огонь противника. И вот полководец (именно он, а не противник, который знай себе бьет) выводит из-под удара попавший в беду отряд. Другой пример: где-нибудь в Швейцарии проснулся вулкан. У его подножья деревня, она в опасности. И правительство для блага своей страны решает выселить эту деревню.
Так же и мы, провозглашая план эвакуации, делаем это как суверенная нация. Ибо мы этого хотим, и хотим по праву. Ибо мы хотим спасти свой народ от надвигающейся огненной лавы. И, господа, найдется ли среди вас кто-либо, кто станет отрицать, что лава эта горяча, что она надвигается и что мы должны искать средств к спасению?
>Речь о плане эвакуации, Варшава, октябрь 1936 г.
С такой, буквально сверхчеловеческой, терпимостью обращался Жаботинский к евреям. Пытался их убедить, что другие народы будут даже рады уходу евреев, что искать спасение необходимо. Он приводит такую притчу:
Товия и Зигмунд (поляк) долгое время жили в одной квартире. И случилось, что соседи поссорились. И хотя в конце концов их рассудили и даже, вроде бы, помирили, но Товия уже решил переехать в другое место и жить отдельно. Решил сам, по своей доброе воле. Почему решил переехать именно Товия, а не Зигмунд? Тому было множество веских причин, о которых здесь долго рассказывать, но можно догадаться. И раз переезжать именно Товии, то, понятно, ему и паковаться и, самое главное,— подыскивать новое жилье. Самому. А то, если Зигмунд примет участие в сборах Товии, то это ведь может быть истолковано как горячее желание от него избавиться...
Нечего сказать — драма. Однако самым интересным в ней является то, что участие Зигмунда в сборах Товии может быть для последнего болезненным и обидным только в случае, если он едет на очередную съемную квартиру, а не домой. Если же Товия взял и купил собственный дом, о котором давно мечтал, то любая помощь Зигмунда в таком переезде выглядит просто дружеской помощью...
