Он крепко прижал ее к себе, покачивая из стороны в сторону. Из уст девушки судорожными всхлипами слетел рассказ о смерти человека в маске ястреба. Даброу потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что его возлюбленная в его отсутствие слишком много страдала и пожалеть о том, что он напился и отправился искать работу за пределами базара. Нежно подняв девушку, он перенес ее в дом, при этом что-то тихо бормоча себе под нос.
Даже заботливые руки Даброу не могли защитить Иллиру от кошмарных сновидений, охвативших ее сразу же после того, как они вернулись домой. Кузнец, стряхнув с себя опьянение, присматривал за девушкой, беспокойно катающейся по кровати. Каждый раз, как только он решал, что Иллира спокойно заснула, кошмары начинались вновь. Девушка пробуждалась в поту, не в силах от страха понять, что с ней происходит. Когда Даброу просил описать эти сны, она отказывалась. Кузнец начал подозревать, что в его отсутствие произошло нечто худшее, чем убийство, хотя в доме не было следов борьбы и насильственного вторжения.
Иллира все же пыталась при каждом пробуждении высказать кузнецу свои страхи, но смесь видений и чувств не находила воплощения в словах. В ее мыслях каждое новое переживание кошмара приближало ее к единственному образу, собравшему воедино все ее трудности и одновременно устранившему их. Первые слабые лучи восхода прорезались сквозь туман, когда Иллира, наконец, в последний раз увидела этот синтезированный кошмар.
Она увидела себя в месте, которое, по словам духа сна, было поместьем «Край земли». Поместье было давно заброшено, и только наковальня, прикованная цепью к столбу посередине залитого звездным светом двора, указывала на то, что здесь когда-то жили. Иллира легко разорвала цепь и подняла наковальню, словно та была сделана из бумаги. Она направилась к воротам, и в это время застонал ветер, нагнав тучи и окружив девушку клубами пыли. Иллира поспешила к выходу, где Даброу ждал драгоценный дар.
Не успела она пройти и половины пути, как железо начало трескаться, и когда она протянула наковальню кузнецу, та рассыпалась в прах. Начавшийся дождь смыл лицо Даброу, обнажив на его месте жесткую саркастическую улыбку Литанде. Волшебник ударил девушку картой, на которой был изображен Лик Хаоса. И она умерла, но лишь затем, чтобы обнаружить себя плененной внутри собственного тела, несомого невидимыми руками к глубокому колодцу, ее окружили диссонирующие напевы жрецов под звуки цимбал. Не пробуждаясь, Иллира открыла глаза и увидела огромную каменную плиту, опускающуюся на нее в колодце.
— Я уже мертва! — закричала Иллира, пытаясь освободить руки и ноги от невидимых пут. — Меня нельзя принести в жертву — я уже мертва!
Руки ее освободились. Она яростно замахала ими. Стены колодца были скользкими, без выступов, за которые можно было бы ухватиться. Опускаемый камень коснулся головы Иллиры. Она вскрикнула, чувствуя, как жизнь второй раз покидает ее тело. Тело отпустило душу, и та поднялась сквозь камень. Иллира проснулась.
— Это был сон, — сказала она, прежде, чем Даброу успел что-то спросить.
У нее в голове уже было готово решение. Кошмар больше не вернется. Но все это походило на гадание по картам. Для того, чтобы постичь то, что хотел передать дух сна, вначале надо помедитировать.
— Ты что-то говорила о смерти и жертвоприношении, — сказал Даброу, которого не переставало тревожить внезапно ставшее спокойным лицо девушки.
— Это был сон.
— Какой сон? Ты боишься, что я брошу тебя и покину базар, так как теперь у меня нет работы?
— Нет, — поспешно сказала Иллира, скрывая новую озабоченность, которую пробудили эти слова. — К тому же, я нашла нам наковальню.
— Во сне, вместе со смертью и жертвоприношениями?
— Смерть и жертвоприношение — это ключ, который предоставил мне дух сна. Теперь мне нужно время, чтобы понять его смысл.
Даброу отшатнулся от нее. Он был не С'данзо, и хотя и жил на базаре, не одобрял и не понимал обычаев и способностей его обитателей. Всякий раз, когда Иллира заговаривала о том, что «видела» или «узнавала», ему становилось не по себе. Сейчас он сел на стул, поставленный в углу, наиболее удаленный от атрибутов С'данзо.
Рассвело, заморосил дождь, Иллира молча смотрела на черный бархат, покрывающий стол. Даброу поставил перед ней раковину с конфетами. Девушка кивнула, улыбнулась, съела сласти, но не сказала ни слова. Кузнец уже успел отослать двух клиентов, когда Иллира, наконец, закончила медитацию.
— Ну теперь ты закончила, Лира? — спросил Даброу, чье неверие в способности С'данзо не мешало участию к девушке.
— Думаю, да.
— Больше никаких смертей и жертвоприношений?
Иллира кивнула и начала рассказывать о событиях предыдущего дня. Даброу молча слушал до тех пор, пока речь не зашла о Литанде.
— В моем доме? В этих стенах? — спросил он.
— Я видела его, но не знаю, как он попал сюда. Веревка осталась нетронутой.
— Нет! — воскликнул Даброу, начиная метаться по комнате, словно загнанное в клетку животное. — Нет, с меня довольно. Я не потерплю в своем доме волшебников и чародеев!
— Тебя здесь не было, и я не приглашала его войти, — вспыхнули черные глаза Иллиры. — И он вернется, если я не сделаю этого, так что выслушай меня.
