Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом - [82]

Шрифт
Интервал

— Престранные у них дома. — Бай Дан больше глядел в окно, чем слушал. — Вот этот, например, выглядит как мозаичный набор, который только и ждет подходящего облачка, чтоб насадить его на макушку, а вон тот… Господи, почему у него шпиль кривой, словно заказчик разорился перед самым завершением работ?

— Косые крыши — это у них очень модно, они вроде бы накапливают солнечную энергию. Вот сидел я, значит, у себя в номере и думал, как дома меня все будут обзывать дураком из-за этого прекрасного шанса, а мне и без того уже было очень стыдно, такое из головы не выбьешь, а эти жирные гады, эти футбольные эксперты по партийной линии, они еще много лет подряд будут тыкать мне в морду… вот я и вышел тихонечко на улицу, среди ночи, это было проще простого, потому что с вечера мы все здорово набрались, а мой сосед по комнате, правый полусредний, деревенский пентюх по фамилии Иванов, почти каждую ночь впадал в зимнюю спячку. Потом я очутился здесь. Ну, это длинная story, здесь на футбол всем наплевать, nobody care a damn.

Мы уговорились с ним на другой день, он был готов возить нас все время, которое мы намерены здесь провести. Бай Дан уплатил ему задаток.


— Хотите побывать на нашей Генеральной ассамблее? — спросил нас Топко несколько дней спустя, после того как мы поднялись на парочку небоскребов, сели на паром «Стейтс-айленд», с него полюбовались вблизи и издали на Южный Манхэттен, на Метрополитен, на Гуггенхайма, на МоМА[30] ну и на биржу. — У нас это считается big event[31].

— А разве нас туда пустят?

— Ясное дело пустят, вы ведь со мной, а я член… — Мы с Бай Даном переглянулись в немом изумлении. — Очень рекомендую, там принимаются самые важные решения…

— Да ты-то какое отношение имеешь к ООН?

— А вот увидите. Давайте просто поедем в Бруклин.

— Алекс, выгляни, пожалуйста, в окно с моей стороны. Это очень напоминает мне наш Центральный комитет. Должно быть, и погребальные процессии непременно проходят мимо.

Лично я видел только белую стену с совершенно одинаковыми квадратными окнами.

— Это у нас Municipal Building[32].

— Если присмотреться, возникает подозрение: а не американцы ли изобрели также и сталинскую архитектуру?

Топко проехал по Манхэттенскому мосту в Бруклин, потом вдоль нескольких широких аллей и улиц поплоше.

— А вы знаете, что я уже двадцать лет живу в Нью-Йорке и ни разу еще не сподобился побывать на материке. Crazy, верно? Манхэттен, Бруклин, Квинс — вот мой мир. Но при этом мне кажется, будто я разъезжаю по всему свету. Возьмите хотя бы этот Бруклин. Считается, что люди здесь говорят на ста восьмидесяти языках. Была такая передача, а про некоторые языки я и в жизни не слышал. Однажды мне даже показалось, будто я вообще не в Америке. Я не в Америке, а в Нью-Йорке, а Нью-Йорк так устроен, что ты живешь в каком-то особом мире. Я окрестил его Биг-мир. Вы понимаете, о чем я? Весь мир в одном. Как по-вашему? Я долго об этом раздумывал, все не мог выкинуть эту мысль из головы. Допустим, вам дают задание сделать такой остров, чтобы он представлял человечество, все человечество. Спросите, как? А давайте запустим этот остров в космос, осторожно, сейчас дорога пойдет под гору, потому что кто-нибудь из другой галактики связался с нами по радио и сказал: «Хей, мы про вас слышали, но не имеем никакой idea, какие вы и на что годитесь. Пошлите нам что-нибудь, чтоб мы могли поглядеть на это». Ну и что им тогда послать? Нью-Йорк, все равно ничего лучше не найдешь. Пошлите Нью-Йорк, и проблема будет решена. Поверьте мне, это такой эксперимент, но мы не знаем подробностей, потому что мы … как это называется… guinea pigs…[33] некоторые слова уже вообще выпали у меня из памяти, ах да, мы подопытные кролики. Все человечество в одном месте, посмотрим, что из этого выйдет. Почем знать, может, сегодня только здесь, а через сто лет во всем мире, может, они и хотят попробовать, вот мы застряли в пробке, а вы знаете, как негритосы, которые водят такси, называют эти пробки? Они говорят, go slow, go plenty slow, I love it[34]. Я еду, опустив стекла, когда пробка, у меня есть уйма времени, я гляжу по сторонам, всегда найдется на что поглядеть, есть время, чтоб взглянуть наверх, на Эмпайр, или на Твин-тауэр, или на «крайслер», все равно на что, а там, наверху, сидят они, ученые, все рассматривают, у них огромные компьютеры, а принтеры все время выдают продукт, недаром же их усадили на самый верх, если работать внизу, снизу мало чего видно. И потом внизу совсем не так приятно, внизу проводятся другие эксперименты, с отбросами, которые там и прячутся. Как ты думаешь, что они могут обнаружить, сидя у себя наверху? Клянусь, мне бы очень хотелось узнать. News я смотрю на нью-йоркском channel. Другие каналы рассказывают про заграницу, а какое мне дело до Сан-Диего? News из родного home мне хватает в письмах матери. Хей, Дворец-то культуры снесли, вы видели? Ну что за joke такой?! Я хочу сказать, весь труд и во что он обошелся, а теперь здрасте — снесли! Вся суета ради каких-то нескольких лет, а ведь важничали как. По мне, оно и лучше, уродское было здание. А мавзолей-то еще стоит или тоже?.. Тело вроде вынесли, я слышал, и наконец-то зарыли. Тогда почему мавзолей еще стоит? У меня была одна идея, я даже хотел написать президенту. Пусть сделают из него общественный туалет. Командировать туда парочку специалистов по граффити из Бронкса, они опрыскают все стены преступлениями этого кровосмесителя. Как было когда-то с этим ковром в Англии, на котором показывали, что за big shot


Еще от автора Илья Троянов
Собиратель миров

Роман вдохновлен жизнью и трудами Ричарда Френсиса Бёртона (1821–1890), секретного агента, первого британца совершившего хадж в Мекку, переводчика Кама-Сутры и “Тысячи и одной ночи”, исследователя истоков Нила и жизнеустройства американских мормонов.Действие детально следует за биографией его молодых лет, а порой сильно удаляется от дошедших свидетельств, домысливая увлекательную историю жизни главного героя — “образцового британца конца XIX в.”, с особой элегантностью офицера-разведчика, героя-любовника и “возлюбленного истины” несшего бремя белого человека сквозь джунгли Индии, пески Аравии и дебри Африки.


Рекомендуем почитать
Сказки для себя

Почти всю жизнь, лет, наверное, с четырёх, я придумываю истории и сочиняю сказки. Просто так, для себя. Некоторые рассказываю, и они вдруг оказываются интересными для кого-то, кроме меня. Раз такое дело, пусть будет книжка. Сборник историй, что появились в моей лохматой голове за последние десять с небольшим лет. Возможно, какая-нибудь сказка написана не только для меня, но и для тебя…


Долгие сказки

Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…


Ангелы не падают

Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.


Бытие бездельника

Многие задаются вопросом: ради чего они живут? Хотят найти своё место в жизни. Главный герой книги тоже размышляет над этим, но не принимает никаких действий, чтобы хоть как-то сдвинуться в сторону своего счастья. Пока не встречает человека, который не стесняется говорить и делать то, что у него на душе. Человека, который ищет себя настоящего. Пойдёт ли герой за своим новым другом в мире, заполненном ненужными вещами, бесполезными занятиями и бессмысленной работой?


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Орланда

Благополучная и, казалось бы, вполне состоявшаяся тридцатипятилетняя женщина даже вообразить не могла, что однажды с ней произойдет невероятное: половина ее «я» переселится в случайно встреченного юношу и заживет своей жизнью — той, в которой отказала себе героиня в силу строгого воспитания и природного благоразумия…


Грех

Тадеуш Ружевич — особое явление в современно» польской литературе, ее гордость и слава. Едва ли не в каждом его произведении, независимо от жанра, сочетаются вещи, казалось бы, плохо сочетаемые: нарочитая обыденность стиля и экспериментаторство, эмоциональность и философичность, боль за человека и неприкрытая ирония в описании человеческих поступков.В России Ружевича знают куда меньше, чем он того заслуживает, в последний раз его проза выходила по-русски более четверти века назад. Настоящее издание частично восполняет этот пробел.


Пограничная зона

Мари-Сисси Лабреш — одна из самых ярких «сверхновых звезд» современной канадской литературы. «Пограничная зона», первый роман писательницы, вышел в 2000 году и стал настоящим потрясением. Это история молодой женщины, которая преодолевает комплексы и травмы несчастливого детства и ищет забвения в алкоголе и сексе. Роман написан в форме монолога — горячего, искреннего, без единой фальшивой ноты.В оформлении использован фрагмент картины Павла Попова «Летний день, который изменил жизнь Джулии».


Любовник моей матери

УДК 821.112.2ББК 84(4Шва) В42Книга издана при поддержке Швейцарского фонда культурыPRO HELVETIAВидмер У.Любовник моей матери: Роман / Урс Видмер; Пер. с нем. О. Асписовой. — М.: Текст, 2004. — 158 с.ISBN 5-7516-0406-7Впервые в России выходит книга Урса Видмера (р. 1938), которого критика называет преемником традиций Ф. Дюрренматта и М. Фриша и причисляет к самым ярким современным швейцарским авторам. Это история безоглядной и безответной любви женщины к знаменитому музыканту, рассказанная ее сыном с подчеркнутой отстраненностью, почти равнодушием, что делает трагедию еще пронзительней.Роман «Любовник моей матери» — это история немой всепоглощающей страсти, которую на протяжении всей жизни испытывает женщина к человеку, холодному до жестокости и равнодушному ко всему, кроме музыки.