Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом - [38]

Шрифт
Интервал

Ах, Америка, Америка, какие там есть возможности. Вот вы, к примеру, сапожник, вы можете сколотить там целое состояние, я вам прямо скажу, за обувь ручной работы столько платят, просто поверить нельзя — несколько сот долларов за пару. Тут и считать нечего. Этому пару, другому пару — и ты уже обеспечен.

А мой брат — он в Канаде, хороший парень и человек солидный, умеет вкалывать, не сказать, чтоб летун. Но ума у него хватило, чтобы перебраться в Канаду… Полгода не прошло, мы были у его родителей, и они как раз получили от него письмо, письмо, конечно, было вскрыто, но все-таки дошло, парень, оказывается, купил себе дом и при нем большой гараж, чтоб было место для его новой машины. Я ведь что хочу сказать: полгода — это шесть месяцев, а у парня уже стоит в гараже собственная машина.

— Это ж надо. А вот я так пять лет дожидался, пока получу этот русский драндулет.

— Да и то тебе повезло.

— Это я через сестру…

— А там ты просто идешь к торговцу за углом и спустя пять минут возвращаешься домой на собственном лимузине. Там проще купить машину, чем водку.

— Германия, между прочим, тоже неплоха. Я слышал про одного, что он и года не прожил в Германии, как у него уже был свой «мерседес».

— «Мерседес»?! Он, верно, был миллионер.

— Чепуха. Там каждый может купить себе «мерседес». Ничего такого в этом нет.

— Тогда почему все не ездят на «мерседесах»?

— Да потому, что там есть выбор, наш брат даже представить себе не может, что такое ихний выбор. Ты выбираешь такую машину, которая тебе нравится.

— Да что ты знаешь со своим «мерседесом»? Думаешь, лучше «мерседеса» и нет ничего? А знаешь, как американцы называют людей вроде тебя? Grinhorn говорят они про человека, который ни в чем не разбирается. Тоже мне — «мерседес», «мерседес», это машина для Шульо и Пульо.

— Немцы в таких случаях говорят: для Хинца и Кунца.

— Чего-чего?

— Наши Шульо и Пульо у них называются Хинц и Кунц.

— Ты-то откуда знаешь? Может, ты тогда знаешь, какие модели делают эти немцы? Ты про «порше» хоть раз слышал? Ну? На «порше» ездят люди, у которых капусты много.

— Мне один рассказывал, что бедняки в Германии ездят на «ладе».

— Ну, это те, кто не желает работать. Деньги они получают от государства ни за что, и уж «ладу»-то на эти деньги вполне можно купить. Только не затем я бежал, чтобы разъезжать на «ладе». Я хочу настоящую машину.

— Набрехал тебе этот твой один. В Германии вообще бедных нет.


Алекс знает теперь новую игру.

— А ты как бежал?

Взрослые охотно в нее играют. Потяни его только за рубашку или за штаны и начинай спрашивать.

— Так я и думал, что тебе это будет интересно. Тогда слушай. Такую историю ты второй раз не услышишь.

Ивайло сидел в тюрьме за то, что рассказывал анекдоты. А они не любят анекдотов. Но меня так просто не возьмешь. Не успел я попасть за решетку, как начал расписывать стену в камере, нарисовал, как Брежнев нашего Главного Крестьянина прямо в задницу… впрочем, ладно, скажу только, что я злую шутку намалевал у них там на стене, за это — побои и еще несколько лет добавили к прежнему сроку. А мне стало уж до того невмоготу сидеть. Делать там нечего, малость похоже на то, как здесь, поиграть ни во что нельзя, побегать нельзя, а главное, ты не знаешь, сколько еще тебе так сидеть. От этого очень портится настроение, ну, я вижу, дело затягивается, и смылся, да прямиком в Югославию. И на тебе что, была полосатая одежда? Ну ясно, арестантские сказки, только одежда была не полосатая, а еще страшней, вот из-за нее они в Югославии и сцапали меня сразу, для начала хорошенько стукнули, а потом усадили в поезд, и это было страшно, понимаешь, поезд шел прямиком ко мне домой, а я знал, что меня ожидает дома, такого у нас не прощают, потому что я обвел их вокруг пальца, они бы меня прикончили сразу, надо было сматываться из поезда, а сербы, они не злые, им просто было наплевать, они получили приказ передать меня прямо на границе из рук в руки, мы вместе пили водку, им я тоже рассказал несколько анекдотов, про Сталина и про Хрущева, они были в восторге, развеселились, так что для меня не составило труда прогуляться в сортир без охраны, там я открыл окно, вылез и забрался на крышу вагона. А разве это не опасно? Да еще как, но иногда в жизни приходится идти на риск, надо просто набраться храбрости, а мне до смерти не хотелось возвращаться к тем злющим ребятам, вот я и спрыгнул и упал в какие-то кусты, в общем, совершил мягкую посадку, только малость подвернул ногу, вот так, значит, а остальное уже было проще простого….

— Алекс, иди сюда.

— Ну, мальчик, тебя мама зовет.

— А что такое злая шутка? Я хочу хоть одну услышать.

— Еще услышишь, парень, еще услышишь. Нам с тобой здесь еще сидеть и сидеть.


Через три дня после своего прибытия в Италию они, все трое, стоят на остановке как раз перед входом в лагерь, чтобы сесть в автобус на Триест. Автобус ходит с интервалом в полчаса, так им сказали, а в брючном кармане у Васко есть немного денег и еще талоны, полученные от организации под названием «Каритас», этими талонами можно расплачиваться в магазине у некоего Степановича. Степанович не итальянское имя, сразу сказал Васко. Ты, никак, покупаешь только у итальянцев? Магазин хороший, чего тебе еще. Автобус останавливается. Васко приобретает билеты. Biglietti. Все равно как у нас. Билет, biglietti, почти одно слово. Они сразу садятся на ближайшие свободные места. На остальных пассажиров не глядят. Вот так. Мы, по крайней мере, не зайцами едем, как остальные, эти ничтожества, и пусть придурок Борис философствует сколько хочет насчет того, что здесь у них много денег и что мы, бедные, беззащитные, бездомные беженцы, можем не платить за проезд. С кем только не приходится здесь иметь дело! Дома я бы с таким и словом не перемолвился. Автобус трогается. Конечно, часто ездить нам не по карману. И вообще надо экономить. Деньги нам еще ой как понадобятся. Вдоль дороги появляются самоуверенные виллы, они не прячутся за каменной оградой, сады вполне откровенно показывают, чем владеют их хозяева. К чему скрывать? Да они и не хотят. Видишь тот дом с бассейном? Нравится мне такая терраса. Они, верно, любят на ней сидеть.


Еще от автора Илья Троянов
Собиратель миров

Роман вдохновлен жизнью и трудами Ричарда Френсиса Бёртона (1821–1890), секретного агента, первого британца совершившего хадж в Мекку, переводчика Кама-Сутры и “Тысячи и одной ночи”, исследователя истоков Нила и жизнеустройства американских мормонов.Действие детально следует за биографией его молодых лет, а порой сильно удаляется от дошедших свидетельств, домысливая увлекательную историю жизни главного героя — “образцового британца конца XIX в.”, с особой элегантностью офицера-разведчика, героя-любовника и “возлюбленного истины” несшего бремя белого человека сквозь джунгли Индии, пески Аравии и дебри Африки.


Рекомендуем почитать
Год французской любви

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Продавщица

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воробей

«Репрессированные до рождения» – первая книга Леонида Эгги. Ее составили две повести – «Арест», «Островок ГУЛАГа» и рассказы. Все эти произведения как бы составляют единое повествование о трагической судьбе людей, родившихся и выросших в коммунистических концлагерях, т. е. детей ссыльных спецпереселенцев.Появлению первого сборника Л.Эгги предшествовали публикации его повестей и рассказов в периодике, что вызвало большой интерес у читателей.Факты и свидетельства, составившие основу настоящего сборника, являются лишь незначительной частью того большого материала, над которым работает сейчас автор.


Островок ГУЛАГа

«Репрессированные до рождения» – первая книга Леонида Эгги. Ее составили две повести – «Арест», «Островок ГУЛАГа» и рассказы. Все эти произведения как бы составляют единое повествование о трагической судьбе людей, родившихся и выросших в коммунистических концлагерях, т.е. детей ссыльных спецпереселенцев.Появлению первого сборника Л.Эгги предшествовали публикации его повестей и рассказов в периодике, что вызвало большой интерес у читателей.Факты и свидетельства, составившие основу настоящего сборника, являются лишь незначительной частью того большого материала, над которым работает сейчас автор.


Деревянные тротуары

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Буква «А»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Орланда

Благополучная и, казалось бы, вполне состоявшаяся тридцатипятилетняя женщина даже вообразить не могла, что однажды с ней произойдет невероятное: половина ее «я» переселится в случайно встреченного юношу и заживет своей жизнью — той, в которой отказала себе героиня в силу строгого воспитания и природного благоразумия…


Грех

Тадеуш Ружевич — особое явление в современно» польской литературе, ее гордость и слава. Едва ли не в каждом его произведении, независимо от жанра, сочетаются вещи, казалось бы, плохо сочетаемые: нарочитая обыденность стиля и экспериментаторство, эмоциональность и философичность, боль за человека и неприкрытая ирония в описании человеческих поступков.В России Ружевича знают куда меньше, чем он того заслуживает, в последний раз его проза выходила по-русски более четверти века назад. Настоящее издание частично восполняет этот пробел.


Пограничная зона

Мари-Сисси Лабреш — одна из самых ярких «сверхновых звезд» современной канадской литературы. «Пограничная зона», первый роман писательницы, вышел в 2000 году и стал настоящим потрясением. Это история молодой женщины, которая преодолевает комплексы и травмы несчастливого детства и ищет забвения в алкоголе и сексе. Роман написан в форме монолога — горячего, искреннего, без единой фальшивой ноты.В оформлении использован фрагмент картины Павла Попова «Летний день, который изменил жизнь Джулии».


Любовник моей матери

УДК 821.112.2ББК 84(4Шва) В42Книга издана при поддержке Швейцарского фонда культурыPRO HELVETIAВидмер У.Любовник моей матери: Роман / Урс Видмер; Пер. с нем. О. Асписовой. — М.: Текст, 2004. — 158 с.ISBN 5-7516-0406-7Впервые в России выходит книга Урса Видмера (р. 1938), которого критика называет преемником традиций Ф. Дюрренматта и М. Фриша и причисляет к самым ярким современным швейцарским авторам. Это история безоглядной и безответной любви женщины к знаменитому музыканту, рассказанная ее сыном с подчеркнутой отстраненностью, почти равнодушием, что делает трагедию еще пронзительней.Роман «Любовник моей матери» — это история немой всепоглощающей страсти, которую на протяжении всей жизни испытывает женщина к человеку, холодному до жестокости и равнодушному ко всему, кроме музыки.