Мир вашему дому - [36]

— Не все такие, Сазида. Не поддавайся настроению. — Заур поцеловал женщину в мокрые щеки и легонько толкнул: — Иди.

Она послушно пошла к дому через луг. Заур смотрел, как нехотя удаляется женщина, ссутулив тонкие, минутами назад прямые плечи, и еле удержался, чтоб не вернуть ее.

Возле своего коттеджа женщина обернулась и, не вскидывая руки, стала смотреть через луг в сторону машины.

Заур помахал рукой, но женщина не шевельнулась.

Он сел в машину и поехал вдоль реки. «Так ждешь выходных дней, — думал он, осторожно объезжая выбоины на дороге. — Но почему с каждым разом все тяжелее уезжать от Сазиды? И почему он не умеет жить, как другие, сегодняшним днем, не заглядывая в день завтрашний? Если забегать вперед, то там ничего хорошего меня не ждет».

В мае он привозил Сазиду с дочкой к своим родителям. Все вышло не так, как мечталось. «Заур, — заплакала мать. — Ты рос глупым, доверчивым ребенком. Ты всех жалел, кроме себя. Оглянись кругом — разве нет в нашем городе красивых девушек? Я могу простить ей дочь, но мои глаза никогда не простят ей двенадцать лет разницы. Если ты не понимаешь этого, то она, женщина, должна знать. Она даже не красавица, твоя Сазида — обыкновенная баба, уставшая от жизни. Мне кажется, ей все безразлично, даже ты. Ты же, сынок, из хорошей, уважаемой в городе семьи, твой отец — заслуженный строитель. Сам ты съездил за границу, хорошо себя показал, у тебя машина, кооперативная квартира, как только ты женишься, мы отдадим тебе дачу — зачем она нам, старикам?»

Заур потерянно слушал мать.

— Ты посмотри на своего отца, — безжалостно продолжала она. — Он без меня как без няньки. А я моложе его на четыре года. Что с ним будет дальше? Если я вдруг уйду раньше его — он зачахнет через три дня. Мужчина не может жить один. Вот и смотри: тебе будет сорок восемь, а ей все шестьдесят. Ты будешь ей нянькой. Понимаешь, сын?

Заур в тот же день увез Сазиду с дочкой в Ак-Тау. Вернулся он на следующий день и сразу же заперся с отцом в его кабинете.

— Я не хочу осуждать тебя, — откровенно признался отец. — Это твое, только твое личное дело. Но меня сильно смущают эти двенадцать лет. Да-а, очень сильно…

— Я не хочу загадывать вперед, когда ей будет сто лет, а мне всего восемьдесят восемь, — начал Заур. — Жизнь не поделишь на клетки, как расписание пригородных электричек. Я знаю иное: ни с одной другой женщиной у меня не будет счастья.

— Хорошо, — задумчиво, как бы соглашаясь, сказал отец и несколько раз провел ладошкой по сухой, лысой голове. — Ты красиво говоришь про свое счастье. Я о другом, сын, хочу поговорить. Вчера, после твоего отъезда, у мамы был сердечный приступ. Вызвали «скорую», обошлось без больницы. Но я боюсь, что твоя женитьба на этой немолодой женщине, я говорю к тому, если ты надумаешь жениться на ней… нашей мамы не станет…

У отца запрыгали губы, и Заур, готовый к по-мужски жесткому разговору с отцом, растерялся.

Он уехал к себе. Впервые испытанная им жалость к отцу расстроила его.

Заур пошел к друзьям. Но они, выслушав, прятали глаза, говорили нечто неопределенное. Один из друзей выдал совет жениться на ровне, а жить, мол, там, в горах, душой.

— А телом где? — мрачно спросил Заур.

— Каким телом? — не понял друг.

— Телом, говорю, где жить? В городе?

— А, телом… Хорошо бы, конечно, тоже в горах. Извини, Заур, запутался. Нас ведь, сам помнишь, не учили в школе решать такие задачи.

И зачем было идти к друзьям? Они не знают Сазиду. В то же время, если б к нему год назад пришли с этой «задачей», и он бы растерялся, а про себя покачал головой: чудак, мол, ты, друг ненаглядный.

Заур выбрался на шоссе и помчался к городу, твердо решив про себя не расстраивать родителей разговорами о женитьбе на Сазиде. Он будет ездить к ней до тех пор, пока дышит.

* * *

В пятницу утром Заур пришел на работу очень рано, в праздничном настроении. Сразу после работы он рассчитывал забрать машину, которая стояла в гараже отца, и ехать в Ак-Тау.

Заур вышел на крыльцо бытовки и глубоко вдохнул чистый, отстоявшийся за ночь, воздух. Молчали краны, трактора и лебедки. Их массивные железные туловища легко отдавали утреннему солнцу ночную прохладу.

Через полчаса площадка взорвется шумом заработавших механизмов, скроется в пыли и облаках выхлопных газов, и Заур до вечера будет мечтать о глотке свежего, чистого воздуха.

Нефтеперегонная колонна, вытянувшись во всю длину и мощь, пересекала площадку, едва не упираясь головкой в заводскую ограду. Основание ее было подтянуто к фундаменту, ощетинившемуся анкерными болтами.

Заур оглядел колонну со всеми ее площадками для обслуживающего персонала, с навернутыми задвижками и клапанами, предвкушая минуту, когда эта стальная махина, понуждаемая подъемными мачтами, лебедками и кранами, выпрямится во весь свой рост и сядет на анкерные болты. Про себя он сравнивал этот момент со спуском корабля на воду. Вот только жаль, что не принято праздновать подъем колонны. Ребята, конечно, отметят это крупное для бригады событие, но официально это важное событие — подъем такой махины, которую изготовили, привезли по воде и собрали на площадке сотни рабочих самых разных специальностей, — почему-то торжественно не отмечается.