Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций - [15]

К сожалению, современная документальная база не дает возможности ответить точно на вопрос о количестве жертв. Архивы оперативных групп не сохранились. Мы располагаем сообщениями с мест, рассылавшихся в ограниченном количестве высшему руководству, и рядом показаний на послевоенных судебных процессах, которые, разумеется, не всегда точны. Отнюдь не все жертвы подлежали упоминанию, часть людей убивали другие подразделения. По приблизительным подсчетам, оперативные группы самостоятельно убили около 600-700 тыс. евреев и от 100 до 300 тыс. граждан других национальностей.

Необходимо учитывать, что немцы сделали все возможное, чтобы скрыть следы преступлений. Первым делом Р. Гейдрих и Г. Гиммлер запретили фотографировать любые казни и разговаривать о них в армии. Солдаты и офицеры, сделавшие «на память» какие-то снимки, были обязаны сдать их под расписку. Изъятые фотографии отсылались в РСХА. Судя по всему, отдельные расстрелы СД снимало на пленку, но в какое-то время уничтожило все материалы. Поэтому в архивах сохранилось очень мало фотографий, запечатлевших массовые казни на Восточном фронте. Затем была проведена тайная операция под кодовым наименованием «акция 1005». Суть ее сводилась к тому, что зондеркоманды вскрывали массовые захоронения и уничтожали трупы на кострах. Кости перемалывались в специальной машине до полного измельчения, а пепел, перед тем, как его развеять, просеивали, чтобы выявить золотые зубы, обручальные кольца и прочие ценности. Говорили, что пепел от тысячи сожженных тел заполнял пять ведер. По советским данным, только во Львове и Восточной Галиции немцы извлекли из останков людей 110 кг золота. Разумеется, основную работу выполняли смертники, — заключенные из близлежащих лагерей. Они подлежали безусловной ликвидации после окончания операции. Единицам удалось бежать и выжить. Доподлинно известно, что уполномоченные «акции 1005» на территории СССР «работали» минимум в 40 пунктах.

Другой массовой категорией жертв фашистского террора стали советские военнопленные. С первых же дней боевых действий немецкое командование относилось к ним как к расовому «балласту». Поскольку война предполагалась быстрая, большое количество пленных «мешало» колонизаторским планам. Поэтому избыток «ртов» устраняли пулями и условиями искусственного голода. Захваченные или сдавшиеся в плен солдаты направлялись в специальные сборные пункты при немецких дивизиях и армиях. Подобные пункты устраивались в оврагах или просто в поле под открытым небом. Там, как правило, солдат не кормили, и даже воду давали не всегда. Из сборных пунктов пленные в пешем порядке направлялись в транзитные лагеря, а оттуда в постоянные. Этапирование из лагеря в лагерь для большинства оголодавших пленных было очень тяжелым испытанием, так как всех, кто отставал от колонны, немецкая охрана пристреливала. Практика убивать раненых, ослабленных и отстающих применялась повсеместно и вплоть до окончания войны. Не менее тяжелым было транспортирование по железной дороге, когда людей в больших количествах загоняли в товарные вагоны и перевозили в течение нескольких суток без пищи, воды и каких-либо санитарных условий. Если же транспортировка происходила зимой, то пленные замерзали заживо, а в некоторых случаях целыми вагонами.

Особо необходимо отметить, что немецкое начальство запрещало местным жителям помогать военнопленным. Вид обезумевших от голода людей почему-то вызывал у части немцев веселое настроение. Они любили фотографировать пленных, пьющих из лужи, роющихся в помойках или дерущихся за одну-две картофелины. На послевоенных судебных процессах некоторые коменданты лагерей пытались оправдаться, заявляя, что они столкнулись с большими организационными трудностями и не могли обеспечить нормальное снабжение. Однако лето 1941 г. было теплым и урожайным. При желании немцы могли использовать пленных для сбора урожая, включая злаковые культуры, свеклу, картофель или фрукты. Ничего этого сделано не было. Более того, уже в октябре 1941 г., когда смертность среди советских пленных достигала почти 6 тыс. человек в день, нормы питания для них были урезаны еще больше. Хотя на бумаге рацион пленного должен был составлять от 2000 до 2200 калорий, на деле он был в несколько раз меньше и колебался в зависимости от лагеря от 300 до 500 калорий. В немецких документах упоминаются нормы в «100 г проса без хлеба» или «до 20 г проса и 200 г хлеба», но под «хлебом» понимался не традиционный продукт, а специально изобретенный «русский хлеб». Он состоял из 50 % ржаных отрубей, 20 % свекольного жмыха, 20 % древесных опилок и 10 % «муки», изготовленной из соломы или листьев. Не сложно представить, что подобное «снабжение» наряду с трудовой эксплуатацией приводило к быстрому физическому истощению, авитаминозу, болезням и, как следствие, высокой смертности. Во многих лагерях отмечались случаи массового каннибализма.

Подобное нельзя объяснить организационными неурядицами внутри германского командования. Это результат сознательной расовой политики. Например, на территории самой Германии продовольственное положение было несравненно лучше, чем на оккупированных восточных территориях, но несмотря на это, к апрелю 1942 г. из находившихся там советских военнопленных умерли от голода и болезней более 200 тыс. человек (47%). Всего же к этому времени в немецком плену погибли более 2 млн красноармейцев, а к концу войны эта печальная цифра приблизилась к 3,3 млн (60%). Отношение к военнопленным из армий союзников было совсем иным. Из 232 тыс. умерли в плену 8,348 человек (3,59%).