Мир тесен - [30]

— …на всех островах, а вы тут ни одного капонира не сделали! О чем думаешь, главстаршина? Почему не строишь оборону? Что?

— Товарищ капитан, — узнал я голос Андрея, — мы ж не собирались тут засиживаться. Мы ж всё ждем — когда придет приказ Стурхольм брать…

— Планировать десантные операции — дело командования, — грозно сказал капитан. — Ясно тебе, Безверхов? А ваше дело — укреплять взятые острова! Или вы тут всю осень собираетесь валяться на земле? Легкие застуживать?

— Значит, дальше не пойдем?

— Пойдем, не пойдем — это дела не меняет. Крепкая оборона — вот что от вас требуется! Делайте капониры, любую щель используйте в скалах. Что? Нет, сосны здесь не валить. Велю пригнать к вам пару плотов. Васильева пришлю, чтоб он пулеметные точки поставил. Пулемет отстреляли, Ушкало? Ладно, вместе отстреляем. Ну, где ваш Темляков?

— Есть, товарищ капитан, — ответил голос Т. Т., прерываемый учащенным дыханием.

— Что скажешь, Темляков?

— Насчет чего, товарищ капитан?

— Насчет своего поведения в операции.

Чиркнула зажигалка, слабый свет ударил по глазам, на миг я увидел лицо и черную бороду капитана. И опять пахнуло трубочным табаком.

— Товарищ капитан, — сказал невидимый Т. Т. напряженным, высоким голосом. — Я пошел в операцию добровольно. Главстаршина сам сказал, что я могу отказаться, но я не отказался…

— Я тебя спрашиваю, Темляков, почему ты сделал попытку бежать? Бросить Литвака в неуправляемом мотоботе под огнем?

Я выпростался из-под трофейной шинели и попытался придвинуться поближе, чтоб не пропустить ни слова из Толькиного ответа. Лицо у меня горело, весь я горел. Из последних сил я заставлял себя прислушиваться к разговору, не поддаваться беспамятству.

— Не знаю, товарищ капитан, как объяснить, — сказал Т. Т., и голос его прервался будто всхлипом. — Растерялся, наверно… До того, как нас осветили на плесе, я, товарищ капитан, делал все не хуже… других… Земсков может подтвердить…

— Растерялся, — спокойно сказал капитан. — Вот это ты правильно говоришь, Темляков. Растерялся. Струсил.

Тяжко упало последнее слово. Струсил! — эхом отдалось в шхерах. Или в моей горячечной крови.

Т. Т. молчал. Я знал, как трудно ему, самолюбивому, гордому, давалось молчание. Пусть, пусть молчит… опустив повинную голову… только бы не вздумал вякнуть эту чушь… будто его послали в операцию нарочно, чтобы кокнуть… Молчи, Толик!

Он молчал.

— Мальчишки, — сказал капитан; в его голосе не было гнева, скорее была печаль, но я не ручаюсь за правильность впечатления. — Вояки, так вашу так. Вам тяжесть оружия по плечу?

Молчание. Донесся откуда-то глухой взрыв, и сразу пулеметы там заработали — кажется, на Эльмхольме.

— Пожалуй, по плечу, — сказал капитан, он словно бы сам с собой разговаривал. — Высаживаться и брать острова научились. Рветесь вперед, вояки. А мы пока вперед не пойдем. Закрепиться надо, ясно, мальчишки? В землю вгрызться. Тебе ясно, Темляков?

— Ясно, товарищ капитан! — выкрикнул Т. Т.

— Что тебе ясно, волчонок? Понимаешь ты, что тебе жутко повезло? Если б финны порешетили Литвака, когда ты удирал, то стоял бы ты сейчас перед трибуналом. И не помогло бы ничего. Никакое раскаяние.

Опять молчание. Притихли шхеры, угомонился залив. Как услыхали тяжелое, свинцом налитое слово «трибунал», так и притихли.

— Повезло тебе, что дело кончилось благополучно. Ты запомни крепко, Темляков, что одной ногой побывал в трибунале. Отправляйся на вахту.

— Есть, товарищ капитан, — ответил Темляков. — Спасибо, товарищ капитан, — добавил он тихо. — Я запомню.

Когда удалились его шаги, Ушкало сказал:

— Прошу, товарищ капитан, из гарнизона острова Темлякова убрать.

— Куда убрать?

— Списать его из отряда. Он нас за товарищей не считает.

— А ты, командир острова, все сделал, чтоб из него воспитать хорошего товарища и храброго бойца?

— Обстановка, товарищ капитан, не такая, чтоб воспитанием заниматься.

— Именно в боевой обстановке и воспитывать. Темляков человек с головой. Грамотный. Он тебе тут первым помощником мог бы стать. Политбойцем. Ясно, Ушкало? Ну, все. Мы не можем разбрасываться людьми. Выводы для себя он сделает. А тебе — работать с ним. Что?

На этот раз Ушкало промолчал.

— Пошли пулемет отстреляем.

Он любил стрелять, наш капитан. Это все в отряде знали.

Не знаю, сколько прошло времени: опять я провалился в беспамятство. Слышал, будто сквозь красный туман, как стучал пулемет. Потом кто-то поднял меня на ноги. Кажется, Шунтиков и Сашка Игнатьев. Шунтиков сказал:

— Пошли, пошли, Земсков.

Ноги заплетались. Ребята, крепко держа под руки, повели меня к пляжу. Там покачивался катер. В корме меня посадили на банку, я закрыл глаза. В глазах будто песку набилось под веками — больно было смотреть. Снова слышал сквозь забытье голос капитана. Страшно загремел, загрохотал мотор. А когда я очнулся…

* * *

Значит, так: второго мая сорокового года Т. Т., наш неутомимый групкомсорг, организовал поездку в Павловск — на маевку. Я не поехал, потому что обещал Кольке Шамраю навестить Марину. Т. Т. уговаривал меня, взывал к моим лучшим, коллективистским чувствам, а потом разозлился и увез группу в Павловск без меня.