«Мир спасет красота». В России - [12]

Шрифт
Интервал

Непростая задача — добиться того, чтобы видеть все элементы, исходя из сердцевины их единства, когда речь идет о таком законченном произведении искусства, как собор, о котором я сейчас говорил. В самом деле, все напряжения достигают здесь предела с той силой и совершенством замысла, что невольно оставляют нас в каком-то оцепенении, противящемся столь нужной в этот момент проницательности взгляда.

Но достижению такой конкретности восприятия может послужить не только произведение искусства. В субботу, 21 сентября, Владимир Вениаминович повез нас, вместе со своими сыновьями Володиком и Олегом, за Оку, больше чем за сто километров от Москвы, в деревенский дом Ольги Александровны, стоящий на краю деревни Азаров- ки. Здесь мы увидели избу, построенную во времена ее бабушки, в самом начале XX века; в ней Ольга Александровна написала все свои стихи. Одноэтажный деревянный домик, поставленный прямо на земле, в низине, полого сходящей к запруде, образованной неприметной работой бобров. В течение всего лета она живет здесь в одиночестве, видя лишь плодовые деревья сада, разбитого перед домом.

Мы не сразу вошли внутрь. Мальчики играли в длинном саду; мы постояли на солнце, глядя, как за заводью, над которой растут березы, холм поднимается к другим домам деревни. Дом совсем ветхий; бревна, из которых он построен, местами трухлявы. Двери не примыкают плотно, их наличники тоже очень стары.

Поднявшись по четырем дощатым ступенькам, попадаем сначала во что-то вроде прихожей, шириной в пару метров, вытянутой вдоль передней стены избы. Эту прихожую заполняют инструменты, утварь, одежда, шапки для работы в саду, недавно собранные яблоки. По центру — дверь, ведущая в жилье. Сначала очень маленький, почти квадратный, закуток с умывальником и большой раковиной, дальше — печь, мимо нее проходим в главную комнату, с отгороженным помещением в глубине слева, спаленкой и кроватью. Оглядывая эту комнату, сразу понимаешь, что представляет собой эта изба. Прежде того она казалась почти нищей лачужкой. Но только входишь сюда — и все это крестьянское жилище словно светится своей тихой простотой.

Середина дома — печь, вокруг которой обустраивается все пространство. Эта печь похожа на те изразцовые печи, которые можно видеть в германских странах, с тем заметным отличием, что, сделанная из огнеупорного кирпича, она лишь грубо оштукатурена>87. Это очаг, где готовится пища, а зимней порой поддерживается тепло. Поддув производится через низкое маленькое окошко, расположенное сбоку в отводе от небольшой топки, служащей для приготовления пищи. Когда настанет вечер, Ольга Александровна будет протапливать ее, сидя на табурете, как делали (расскажет она нам) ее бабушка Дарья Ивановна, а позднее ее тетя. Своими четырьмя сторонами печь выходит во все четыре помещения, на которые разделено жилье. Как только зажигается огонь, ее оштукатуренная стенка щедро распространяет тепло. Длинная низкая скамейка позволяет посидеть рядом, пока она греет.

Остается описать комнату, в которой сосредоточена жизнь дома, ее совершенные пропорции, ее ориентацию, расположение окон, обстановку, свет, царящий в ней. Вспоминаю, что, вступая в нее, я был остановлен каким- то внезапным волнением перед столь простой и цельной гармонией. Комната в длину несколько больше, чем в ширину. Напротив печи и скамейки — стена с окошками, дающими свет. В углу напротив входа круглый стол, окруженный стульями. В идущей налево от него наружной стене, между углом и спаленкой, — еще одно окно. Окна имеют такие размеры, чтобы впускать больше света и меньше холода. Эти жилища на протяжении веков постепенно приобрели всё то, что позволяет облегчать суровость зим наиболее простыми средствами. Пол из массивных досок приподнят над землей. Довольно небольшая высота комнаты (думаю, что, подняв руку, я мог бы коснуться потолка) по контрасту увеличивает длину и ширину. Таким образом, комната получается одновременно вместительной и уютной, просторной и удобной для жизни, — это те самые тонко противоборствующие напряжения, которые мы обнаружим завтра, осматривая церкви Кремля, и которые опыт Азаровки подготовит нас заново прочувствовать еще более интенсивно.

Чтобы придать завершенность написанному, мне, вероятно, следует сказать, зачем я все это пишу. Я хотел бы как-то отблагодарить наших друзей за то, чем они без счета одаривали нас во время нашего пребывания в России. Вот ради чего я пытаюсь рассказать об увиденном. Если бы мне это удалось, хотя бы в чем-то одном, я смог бы думать, что мы не оказались недостойными гостями.

Но чем дольше я об этом думаю, тем больше все, что я испытал в России, кажется мне символичным.

В том, что касается живописи и искусства в целом, я, как мне кажется, пришел к пониманию ряда вещей, которые, по сути, вращаются вокруг, условно говоря, «не- символичности» современного искусства. Имею в виду (беря термин «символичность» в значении, обычном для нашего времени) мысль, что искусство, пришедшее к своему концу, больше не ссылается ни на что, кроме себя самого. Проще говоря: предметом современного искусства является не что иное, как само искусство.


Рекомендуем почитать
Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Марсель Дюшан и отказ трудиться

Книга итало-французского философа и политического активиста Маурицио Лаццарато (род. 1955) посвящена творчеству Марселя Дюшана, изобретателя реди-мейда. Но в центре внимания автора находятся не столько чисто художественные поиски знаменитого художника, сколько его отказ быть наёмным работником в капиталистическом обществе, его отстаивание права на лень.


Наши современники – философы Древнего Китая

Гений – вопреки расхожему мнению – НЕ «опережает собой эпоху». Он просто современен любой эпохе, поскольку его эпоха – ВСЕГДА. Эта книга – именно о таких людях, рожденных в Китае задолго до начала н. э. Она – о них, рождавших свои идеи, в том числе, и для нас.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.