Мир Реки: Темные замыслы - [335]

— Теперь попробуйте вы, Пискатор, — сказала она, очутившись у входа.

— Думаете, я добьюсь успеха там, где вам не повезло? Что ж, попробуем поэкспериментировать.

Раздевшись догола, он двинулся вперед. С удивлением Джилл увидела, что поле на Пискатора вроде бы не действует. Во всяком случае до тех пор, пока он не оказался в нескольких метрах от поворота. Отсюда он крикнул, что трудности все же возникли.

Теперь он двигался куда медленнее, с усилием, дыхание стало таким тяжелым, что даже Джилл слышала его.

И все же он дошел до поворота, где остановился и с трудом перевел дух.

— Там в конце открытый лифт! По-моему, это единственный путь вниз, — громко крикнул Пискатор.

— Вы можете дойти до него? — прокричала в ответ Джилл.

— Попытаюсь…

Двигаясь подобно актеру в фильме с замедленной съемкой, он сделал с трудом несколько шагов. И исчез за поворотом.

Прошла минута. Две. Джилл снова вошла в коридор и добралась до того места, куда допускала ее сила поля.

— Пискатор! Пискатор!

Голос Джилл звучал странно, будто коридор обладал особыми акустическими свойствами. Ответа не было, хотя, если бы Пискатор стоял сразу за поворотом, он ее наверняка бы услышал.

Вновь и вновь кричала она. И ответом ей было только молчание.

Джилл ничего не оставалось делать, как вернуться ко входу и дать остальным возможность попробовать свои силы.

Для экономии времени мужчины входили в коридор по двое. Некоторые из них проходили чуть дальше Джилл, другие же останавливались раньше ее. Все снимали одежду, но это ничуть не помогало.

Джилл, воспользовавшись «уоки-токи», приказала и всем остальным членам экипажа принять участие в этих попытках. Ведь если один из пятидесяти двух все же добился успеха, то почему бы не добиться того же еще одному из сорока одного, оставшихся на борту.

Но сначала всем членам первой группы, кроме нее, следовало вернуться на корабль. Они ушли — призрачные фигуры в еле проницаемом для света тумане. Еще никогда за всю свою жизнь Джилл не чувствовала себя столь одинокой, а уж ей-то пришлось вынести немало часов самого черного одиночества. Туман тянул свои влажные пальцы к ее лицу, которое, как ей казалось, при его прикосновении превращается в маску из звонкого, как стекло, льда. Погребальный костер Обреновой, Метцинга и других все еще яростно пылал. А тут еще Пискатор — где-то там за углом… В какое положение он попал? Возможно, он сейчас не в состоянии ни двинуться вперед, ни вернуться назад. Для нее возвращение не сопровождалось никакими трудностями, для других — тоже. Тогда почему же ему не удалось отступить?

Но ведь она не имеет ни малейшего представления о препятствиях, что подстерегают их за тем мрачным серым холлом…

Джилл повторила про себя строчку из Вергилия: «Facilis descensus Averno…» — «Спуск в ад совсем не труден…»

А как там дальше? Прошедшие годы глушили память — она никак не могла вспомнить продолжение. Ах, почему в этом мире нет книг! И справочников! И вдруг ожившая память донесла до нее:

Нетруден доступ к Аверну —

Ночью раскрыты и днем ворота черного Дита.

Но шаги обратить и на вышний выбраться воздух —

Это есть труд, это — подвиг[160].

Но в данном-то случае трудность заключалась в том, что цитата была не вполне уместна. Трудно было добраться до врат; даже невозможно — для всех, кроме одного. А вот вернуться назад оказалось очень даже легко — опять-таки для всех, кроме одного.

Джилл включила «уоки-токи».

— Сирано? Говорит капитан!

— Да, в чем дело, мой капитан?

— Вы что… плачете?

— Да конечно же! Разве я не любил Фаербрасса горячо? И я не стыжусь этого! Я вам не ледышка какая-нибудь англосаксонская!

— Ладно, оставим это. Возьмите себя в руки. Нам предстоит работа.

Сирано шмыгнул носом, а потом ответил:

— Я понимаю. И я могу и хочу работать. Вы найдете во мне настоящего мужчину. Какие будут приказания?

— Как вам известно, вас сменяет Никитин. Я же хочу, чтоб вы доставили сюда двадцать пять килограммов взрывчатки.

— Да. Я слышу. Но неужели вы задумали взорвать Башню?

— Нет. Только вход в нее.

Прошло еще полчаса. Нужно было время, чтоб люди, находившиеся в корабле, вышли наружу, а те, что были снаружи, вернулись бы внутрь. Дело было затяжное, поскольку за каждым выходившим должен был немедленно последовать входивший. Такая строгая очередность, конечно, затягивала процедуру, но она была совершенно необходима. Одновременный выход сорока человек мог сделать корабль чересчур легким. Он поднялся бы вверх, и нижние ступеньки трапа повисли бы в недосягаемости для тех, кто стоял на посадочной площадке.

Наконец Джилл увидела фонари и услыхала голоса. Она рассказала пришедшим о том, что тут произошло (они уже почти все знали об этом), а затем познакомила их с тем, что предстоит сделать (но они и об этом уже сами догадались).

Результат проб был таков — никому из вновь пришедших не удалось продвинуться так далеко, как это удалось Пискатору.

— Хорошо же! — воскликнула Джилл.

Пластиковую взрывчатку приложили к внешней поверхности купола в месте, соответствующем примерно половине длины коридора. Джилл хотела бы поместить заряд в точке, где задняя стенка купола прилегает к стене самой Башни; однако она побоялась, что взрыв может пробить дыру в куполе, а в этом случае вероятность гибели Пискатора резко возрастала. Все отошли подальше, к дирижаблю, и эксперт-подрывник нажал на кнопку радиопередатчика. Взрыв был оглушителен, хотя взрывчатка лежала за куполом, на той стороне, что была дальше от них. Все бросились к месту взрыва, но остановились, задыхаясь от кашля, вызванного пороховыми газами. Когда воздух очистился, Джилл приступила к осмотру купола.