Мир растений: Рассказы о кофе, лилиях, пшенице и пальмах - [62]

Корневища — более надежный способ уцелеть. Свидетель тому майник двулистный. Самая что ни на есть обычная травка наших северных ельников.

Под землей у майника частое переплетение корневищ, словно рыбацкая сеть. От подземных побегов поднимаются тонкие стебельки. На каждом два листочка сердечком и маленькая кисть душистых белых цветков. Осенью их сменяют красные ягодки, напоминающие мелкую клюкву.

Они неприятны на вкус и даже ядовиты. Но рябчики обожают их. Один биолог даже попытался зависимость построить: чем больше рябчиков, тем меньше сохранится ягод у майника. Таблицу составил, как по запасам майниковых ягод судить о численности рябчика. К счастью для птиц, майниковые ягодки хорошо зимуют, и подобно клюкве и бруснике их можно находить на следующий год, когда сойдет снег и обнажится земля.

Другой безлуковичный представитель лилейных — эремурус. Это житель среднеазиатских гор и пустынь. По-местному ширяш. У него мясистые веретеновидные корни. В них запас питания. Недаром ранней весной он молниеносно выгоняет двухметровый стебель.

Из корней добывают хороший клей. Говорят, что стены древних памятников Самарканда и Бухары замешены на ширяшовом клее. Насчет памятников не уверен, но что кувшины — совершенно точно. Брали холщовый мешок, набивали песком. Обмазывали клеем. Клей застывал. Песок высыпали. Кувшин готов.

Для еды ширяш не годится. Даже мышам.

Мыши, кажется, предпочитают более сладкую пищу. Из лилейных — луковицы лилий. В особенности красной сараны. В Сибири сарана украшает степные склоны. Ее красные поникшие цветки колышутся на тонких стебельках. Изящные, тонкие, узкие листочки. Под землей луковица как у чеснока. Эти луковицы мыши заготавливают в огромных количествах.

В прежние годы в Забайкалье даже особый промысел существовал. Тот, кто желал зимой разнообразить свое меню, заблаговременно шел в степь и искал мышиные норы. Узнать их нетрудно. Возле норы обязательный холмик выброшенной земли.

Постукивал палкой по земле, по звуку определял место главного хранилища. Затем оставалось выгрести луковицы. Если вместе с ними попадались и другие коренья, возвращал ненужное мышам. То ли жалея мышей, то ли себя. Если подохнут с голоду зимой, некому будет заготавливать луковицы на будущий год.

Уйма мышей в степях. Луковиц запасают целые горы. А численность лилий вроде бы не страдает. По-прежнему степи в середине лета кажутся пунцовыми от их засилья. Система степного биогеоценоза регулирует себя сама. Даже когда вмешивается человек.

И не только в степях. И на Дальнем Востоке, у вулканов Камчатки. Натуралист К. Дитмар в начале века вспоминал о своих злоключениях при исследовании этой дальней окраины России. Продовольствие иссякало. Выручили мыши. В их складах оказалась масса луковиц диких лилий — камчатской сараны.

«Всюду можно было видеть, как шныряли эти прилежные зверьки, и всюду мы наступали на их заполненные зимние кладовые, которые правильно и красиво были обложены мхом».

Дитмар ежедневно разорял две таких кладовых. Их хватало для питания экспедиции. Из луковиц пекли нечто вроде хлеба.

Предприимчивые мыши запасают столько луковиц, чтобы хватило до следующего лета, если не произойдет какого-нибудь ЧП. Одно такое чрезвычайное происшествие случилось на Камчатке в конце марта 1942 года. Реки вышли из берегов, и на морской террасе возле устья Ольги затопило кладовые полевок-экономок. Зверюшки в панике выскакивали, вытаскивали заботливо уложенные продукты. Переносили на сухое место. Раскладывали для просушки на снегу.

Однако большого толка от аврала не получилось. Очень скоро местные вороны пронюхали, какой отличный провиант лежит открыто. Налетали крупными стаями. Отгоняли мышей хлопаньем крыльев. Подбирали все до последней луковки.

Бывало и наоборот. Местные жители Камчатки сушили сарану, нанизывали луковицы на нитки, берегли до зимы. Зимой варили и ели с кислым молоком. Мыши забирались в кладовые и часть запасов перетаскивали к себе.

Алоэ

Издали они казались многочисленной армией. Рассеявшись по пологим холмам, стояли темными, в рост человека фигурами с голыми стеблями и пучками мясистых листьев наверху. Над шапкой тускло-зеленых листьев маячили султаны из красных или желтых цветков. Они напоминали поднятые над головой флажки.

Примерно такие описания приводили первые путешественники, проникшие в пустыни Южной Африки, где росли алоэ. Древовидные алоэ, потому что есть еще множество алоэ травянистых, у которых совершенно нет заметного глазу ствола. Некоторые из путешественников до того увлекались увиденным, что теряли чувство реальности. Преувеличивали размеры алоэ в несколько раз и писали о них много лишнего.

В те давние годы первые поселенцы, как всегда, начинали с того, что выжигали лес под пашню. И хоть алоэ в африканской полупустыне не образует настоящего леса, жгли редкие его заросли. О том, как это происходило, один из первых исследователей поведал следующее. Когда фермеры пускали лесной пожар, огонь охватывал деревья алоэ. Стволы трещали. Сок, накопленный в мясистых тканях, взрывал их и выплескивался в бушующее пламя. Пожар гасил сам себя. Фермеры снова зажигали лес, и он снова затухал. Поскольку у Д. Бэрроу, как звали путешественника, не оказалось свидетелей, которые могли бы подтвердить феноменальный факт, это печатное сообщение остается на его совести.