Мир приключений, 1978 - [238]

Через несколько лет после первого знакомства с повестями Оссендовского мне вновь встретилось это имя — в очередном томе «Литературной энциклопедии».

Собственно, уже я знал к этому моменту, что химик (кандидат естественных наук), беллетрист и журналист А. М. Оссендовский родился в 1876 году в древнем русском городе Опочке Псковской губернии (по другим данным, в Витебске), в семье врача. Что в годы великой революции — бурные годы «грядущей борьбы», оказавшейся совсем не за горами, — путь писателя был, увы, извилист и на какое-то время привел его даже во враждебный стан…

Из свежего тома энциклопедии узнал я теперь и о том, что в 1922 году Оссендовский попал в Польшу, где и обосновался, целиком отдавшись, по-видимому, литературной деятельности. В энциклопедию-то он и включен как польский писатель, ибо написал — уже на польском и английском языках — большое количество («несколько десятков», утверждает энциклопедия) приключенческих повестей, исторических романов и книг о путешествиях. Некоторые его книги (писатель умер в 1945 году) переиздаются и в народной Польше…

Что ж, пусть А. Оссендовский числится в энциклопедии польским писателем. Ведь при всем этом несомненно, что первые его повести написаны человеком, со дня рождения жившим в России. Свидетелем и активным участником грозных событий 1905 года, осужденным за это и по 1907 год находившимся в заключении. Автором книги о царских тюрьмах, первое издание которой было уничтожено в 1909 году цензурой…

И небольшие повести эти, на мой взгляд, нельзя списывать со счета, говоря о дореволюционной нашей фантастике.

До Барнарда был… Доуэль

«Даже если умрет последний пациент Барнарда — значение этой операции огромно. Дан толчок науке. Зажглась новая надежда для многих больных…» Вы, конечно, догадываетесь, о чем идет речь? Сенсационные сообщения об эксперименте доктора Барнарда обошли в конце 1967 года всю мировую прессу. Ученые оживленно комментировали на страницах газет дерзкую попытку хирурга из Кейптауна пересадить неизлечимо больному человеку чужое сердце. Читатели с волнением ждали новых сообщений. Успех? Или опять горькая неудача?..

В те дни мне невольно приходили на ум прочитанные когда-то строки:

«Голова внимательно и скорбно смотрела на Лоран, мигая веками. Не могло быть сомнения: голова жила, отделенная от тела, самостоятельной и сознательной жизнью…» В волнующую, неправдоподобно волшебную историю уводили эти строчки, — в историю, где была тайна, было преступление, была борьба простых и честных людей за торжество правды, за разоблачение жестокого преступника. Было все, что так завораживает нас в детстве…

И вот — давняя уже теперь статья в февральском номере «Литературной газеты» 1968 года, — цитатой из нее начаты эти заметки.

«Еще не улеглись страсти с пересадкой сердца, а уже говорят об изолированном мозге…

Нет, не следует думать, что проблема изолированной головы может быть решена в течение нескольких месяцев. Нужна очень большая работа, но мне не представляется это более трудным, чем анабиоз или преодоление индивидуальной несовместимости тканей…» Известный советский хирург Н. М. Амосов — член-корреспондент Академии медицинских наук СССР, лауреат Ленинской премии — детально обосновывал в этой статье все «за» и «против» фантастической операции… Мог ли я не вспомнить снова об Александре Беляеве?

Мне захотелось перечитать его книгу об удивительной жизни головы, отделенной от тела, неудержимо захотелось как можно больше узнать и о самом фантасте.

В 1925 году во «Всемирном следопыте» был напечатан первый рассказ А. Беляева — «Голова профессора Доуэля». Первоначальный вариант едва ли не самого знаменитого ныне его романа. А в 1941 году — перед самой войной — в издательстве «Советский писатель» вышла последняя при жизни Беляева книга — роман «Ариэль».

Между этими двумя датами уместилось шестнадцать лет. Шестнадцать лет поисков, надежд, разочарований. Больших творческих удач. Горьких (потому что вынужденных) перерывов в работе. Шестнадцать лет — и десятки рассказов, повести, пьесы, сценарии, наконец, семнадцать романов!..

В предвоенной советской литературе не найти больше примеров такой удивительной верности научной фантастике.

Кто же он — Александр Беляев? Каким путем пришел он в ту область литературы, где тогда, вроде бы очень четко отграничившись один от другого, еще почти безраздельно властвовали Жюль Верн и Герберт Уэллс? И какая сила помогла ему не только выдержать мелочную, часто незаслуженную придирчивость современников — не читателей, нет, критиков! — но и утвердить в заповедной Стране Фантазии свой, истинно беляевский, неповторимый уголок, своих героев: мужественного мыслителя Доуэля, жизнерадостного Тонио Престо, изобретательного профессора Вагнера, отважного метеоролога Клименко, любознательного «небожителя» Артемьева, наконец, парящего в небе Ариэля и восторженно трубящего на спине дельфина в свой рог Ихтиандра?..

К моменту появления первого рассказа фантасту было уже сорок.

Семь отроческих лет под строгим надзором духовных отцов, — Беляев-старший, сам будучи священником, и сыну своему прочил духовную карьеру. А порядки в Смоленской семинарии были действительно суровые: без «особых письменных разрешений ректора» семинаристам запрещалось даже чтение газет и журналов в. библиотеках!