— А чему поверит?
Дердеш полез за пазуху халата и достал продолговатый, в два пальца камень.
— Вот если человек, которого вы пошлете, передаст Мамбетбаю этот обломок, Мамбетбай поверит полностью.
Я взял камень и с пристальным вниманием осмотрел его при пляшущем свете костра. На камне не было ни знаков, ни царапин — просто сколок от большого камня, и все. Потом его разглядывал Галицкий, другие товарищи, тоже никаких особых примет не нашли.
— Что ищете? — спросил Дердеш. — Камень-сколок. Только он ляжет на место, откуда его отбили.
— А откуда он отбит? — спросил я.
— Не знаю. И никто, кроме Мамбетбая, не знает. И только после проверки Мамбетбай примет человека как своего. Пусть к нему пойдет Абдулла, мой племянник. Ведь никто, кроме Джаныбека и меня, не ведает, у кого в руках сколок превратится в ключ к сокровищам.
— Понятно… — протянул Галицкий. — Но…
— Даже если бы вы обнаружили сколок на моем трупе, вы не могли бы предположить, что он значит. Мамбетбай, если это нужно, успеет прибыть сюда к утру. А вы знаете, он не станет по пустякам трястись ночь на осле.
— Хоп! — сказал Галицкий, и я повторил «хоп!» вслед за ним.
— Можно ехать, товарищ командир? — спросил Абдулла.
— Поезжай. И пусть Мамбетбай будет здесь к рассвету. Скажешь, Дердеш заболел и сам не сможет выполнить поручение Джаныбек-казы.
Когда Абдулла уехал, Галицкий приказал перекрыть вход в Булелинскую щель: всякого впускать и никого не выпускать.
Мы сели у костра и пили чай, совсем не ощущая его вкуса…
Мамбетбай явился на утренней заре. Мы задержали его и нашли при нем маузер и пять тысяч рублей в золотых монетах царской чеканки. Отвечать на вопросы Мамбетбай отказался. Но мы не нуждались в его показаниях: маузер и золото свидетельствовали красноречиво — Мамбетбай знает о тайнике, он его хранитель, и служит он курбаши басмачей Джаныбек-казы.
Вот тогда мы и отправились к Красной скале. Дердеш-мерген показал нам удобный путь на ее вершину. При осмотре скалы, во время поисков тайника, мы пользовались труднейшим путем — шли снизу, карабкаясь по головокружительному отвесу, со страховкой, вбивая альпинистские крючья. А Дердеш повел нас в обход по тропке, начинавшейся примерно в километре от Кызылжар. Мы без особого напряжения одолели подъем и оказались метрах в пятидесяти над каменной плитой — вершиной скалы. В ход пошли веревки. Мы благополучно спустились на плиту.
— Смотрите, — сказал Дердеш-мерген, — вот трещина — вход в пещеру. А вот на красном песчанике царапины — следы от веревок, по которым спускались туда люди Джаныбека, когда прятали сокровища.
— Вот совсем свежий след! — сказал Галицкий, показывая на едва приметную царапину и крошку по бокам от нее.
— Правильно, начальник, его, верно, оставил сегодня ночью Мамбетбай.
— А вот место, куда он вбивал крюк, чтоб веревку закрепить. — Галицкий очень увлекся исследованием следов, потом сказал: — Век живи, век учись…
Первым начал спуск Абдулла, племянник Дердеша, — самый юркий и легкий из нас.
— Не спеши, — напутствовал его Дердеш, зажигая фонарь и привязывая его к поясу парня. — Может, Мамбетбай там ловушку какую поставил. Он молчит: похоже, неладное что-то со спуском.
— Спасибо, ака, я буду осторожным.
Мы с Галицким хорошо проверили узлы на веревках и пожелали Абдулле доброго пути.
Абдулла полез в трещину, а мы страховали его. Очень долгим показался нам спуск Абдуллы в теснину глубиной в двести метров. Но вот веревка в наших руках ослабла, потом задергалась, и, измененный глубиной и эхом, донесся голос Абдуллы:
— Тут целый город! Тысячи полторы баранов поместится! Чего только здесь нет! Рис, зерно… Я один ничего не сделаю!
За Абдуллой спустился я.
Действительно, сокровищница Джаныбека была сказочной. Не перечислишь всего награбленного им. В тот день мы подняли наверх только драгоценности: восемнадцать тысяч рублей золотом в пяти- и десятирублевых монетах царской чеканки; на двадцать две тысячи рублей всяких серебряных монет; семнадцать джамбы — ну, слитков золота и серебра. Украшения женские и мужские, дорогая утварь, драгоценная конская сбруя — все это едва поместилось в семнадцати больших корзинах. Ценности сдали в банк.
Но главное — рис, зерно! Как оно нужно было голодающим, на скудном пайке, дехканам. Недели две караван и, шестнадцати верблюдов возил в село продукты из тайника Джаныбек-казы в сельпо. Не один месяц кормились дехкане округа тем, что награбил у них курбаши. Бывший курбаши. Нищий курбаши мог только волком выть, а вой — его бараны один боятся.
Вот и все… — сказал Исабаев.
За окнами гостиницы за недалекими снежными вершинами гор догорал закат. Словно вернувшись из прошлого, я с трудом привыкал к обыденным звукам улицы.
Абдылда Исабаевич закурил. Лишь по яркому огоньку спички я понял: давно пора включить свет.
— Подождите, подождите, Абдылда Исабаевич! Как это — «все»? А что было дальше? Какова судьба Абдуллы Джумабаева?
— Он погиб на фронте во время Отечественной войны. Геройски погиб.
— А Дердеш-мерген?
— Дердеш-мерген и потом очень много помогал нам в ликвидации басмаческих банд.
— Хороший был человек Дердеш-мерген… — сказал я.
