Мир приключений, 1977 - [11]

Честно говоря, я очень гордился собой в те часы. Вновь и вновь перебирал я подробности своей встречи с Дердеш-мергеном и не замечал ни единой оплошности в действиях, как вдруг словно меня кто по затылку ударил:

«А Осман-Саван? Придет джельдет, этот башкосек, не увидит Дердеша — что сделает? Искать пойдет! Найдет. Что будет? Что предпримет Дердеш, который, конечно же, не забыл об Осман-Савае? Как поведет себя молодой и неопытный в делах Абдулла?»

Радости в моей душе как не бывало. Я не понимал даже — почему ж так получилось, почему у меня из головы вылетел Осман-Савай? Как же я забыл про Мамбета, что сторожит сокровищницу курбаши?

Горькие размышления — плохое подспорье. А ничем иным я не мог заниматься. Предпринимать что-либо было поздно, я не успевал по времени попасть в Булелинское ущелье до вечера, и никто не знал часа, когда вернется в пещерку к Зеленой скале этот самый джельдет-башкосек, и знает ли Мамбетбай о появлении Дердеша.

Головокружение от успеха — самое последнее дело в нашей работе, враг номер один. Я поддался соблазну легкой победы и должен был отвечать за все возможные последствия.

Солнце стояло еще высоко, когда у здания райотдела милиции остановилась запыленная машина. Из-под крышки радиатора шел пар словно из самовара. Приехавшие — Галицкий, Парфентьев и Клосовский — набросились на меня с вопросами. Я все рассказал. Они не похвалили меня. Потом мы молча сели на коней и отправились к юрте Дердеша.

В гирле ущелья патрульные сообщили нам, что вскоре после полудня какой-то огромный человек, схожий с бегемотом, поднявшимся на дыбы, вышел из юрты и скрылся в зарослях арчевника. Больше они его не видели.

Едва ли не проклятья посыпались на мою голову. Смысл слов был один:

— В Кашгарию ушел Дердеш! Смылся. Расчистил себе безопасную дорожку и ушел!

— Тогда он взял бы и семью, — настаивал я.

— Он твердо уверился — Советская власть не воюет с женщинами и детьми.

— Если он ушел, — рассердился я, — сам пойду в Кашгарию и один приведу его обратно! — Это, конечно, я выкрикнул в запальчивости.

Товарищи поняли мое состояние и не стали бранить меня Галицкий только рукой махнул:

— Следовало пустить патруль к пограничному перевалу. Тогда путь к отступлению у Дердеш-мергена оказался бы отрезан.

— Я верю Дердешу. Появление патруля перед границей он принял бы как акт недоверия. — Я действительно твердо верил в слова Дердеш-мергена. — Обычаи народа бывают сильнее разумных доводов. Не стал бы Дердеш накликать несчастье на своих сыновей и племянника только ради того, чтобы уйти.

— Все сказанное тобой верно. Но ведь тайника-то Дердеш тебе не показал.

Мы поскакали к юрте. На топот копыт выскочил заспанный Абдулла.

— Где Дердеш? — крикнул я, резко осаживая коня около него.

Абдулла спокойно сказал:

— Пошел за Осман-Саваем.

— Час от часу не легче, — нахмурился Галицкий.

— Абдулла, когда он обещал вернуться? — волновался я. — Когда?

— Вечером… — Абдулла глянул на меня удивленно, не понимая нашей тревоги. — Увидев много людей, Осман-Савай мог почуять недоброе.

Женщины пригласили нас пить чай, по мы отказались: мол, дождемся Дердеша. Мы уехали от юрты, поднялись в заросли арчевника на правом склоне ущелья. Оттуда просматривалась тропа, ведущая к перевалу, к границе. Галицкий достал бинокль:

— Вон он! Топает к границе. Глянь-ка!

Я посмотрел. Далекая даже в бинокль фигурка Дердеша мелькнула средь зарослей и скрылась. Тропа усердно петляла на склоне, то приближаясь к перевалу, то уходя от него в сторону, и трудно было за несколько секунд разобраться, действительно ли человек, идущий по ней, направляется к границе или наоборот. Особенно если волнуешься.

До вечера еще оставалось время. Но вечер в горах наступает по-своему и быстро. Солнце коснулось правых зубчатых скал, образовавших ущелье. Длинные косые тени простерлись от деревьев и самого малого камня в сторону дна. На левом склоне тени переплелись густо, игра света стала беспорядочной, сбивала с толку. И когда я снова на несколько секунд различил фигурку Дердеша, мне и самому показалось, что он идет в сторону Кашгарии. А под рукой он нес какой-то куль. Его увидели все и без биноклей — полосатый халат на фоне бледной скалы.

— Так что ты думаешь предпринять, товарищ Исабаев? — спросили меня снова.

— Ждать.

— Сколько?

— Пока он не придет.

— С поклажей из сокровищницы Джаныбека?

— Вы же видели — женщины спокойны, Абдулла — спокоен…

— Пограничные секреты задержат его на перевале, — сказал Галицкий. — Услышим перестрелку, если Дердеш будет сопротивляться.

— Он нужен живым.

— Дердеш придет, — сказал я.

Солнце, словно истаивая на глазах, опускалось за горы правой стороны ущелья. Теперь уже не тени, а сумрак лился вниз. Сумерки окутали место, где мы стояли. Но противоположный склон еще был освещен. В вышине над ним пластались перистые ярко-белые облака. Затем они порозовели. И тогда со дна ущелья к вершинам противоположного склона стремительно рванулась тьма, снизу вверх. Тьма наполнила ущелье до краев. Лишь высокие облака, пунцовые, налитые закатом, сияли над черными зубьями. Но их свет в поднебесье, казалось, лишь сгущал темноту ущелья.