Мир приключений, 1974 - [6]

— Успеем? — крикнул он.

Пилот расстегнул шлем.

— Успеем? — заорал инспектор.

Взглянув на него, летчик помотал головой, а потом, приглядевшись к плесу и плоту, пожал плечами.

Старшин лейтенант видел, что сектор газа уже выжат до упора и на полном ходу машина полого снижалась, будто с горки катилась. Летчик делал отчаянную попытку догнать плот, хотя и не верил в такую возможность. Еще горше стало на душе инспектора.

Малинка не воевал и еще никогда в жизни ему не приходилось видеть, чтоб человек погибал у него на глазах. Но при самом страстном их желании помочь терпящему бедствие было невозможно.

А парень на плоту, пожалуй, и не замечал опасности.

Он лежал, распластавшись на выворотнях, из которых был на скорую руку связан плот. Инспектор даже подумал: жив ли Попов?

Через секунду — другую, наверное услышав вертолет, парень на плоту вскочил, разглядывая стрекочущую машину-крошку. Затем наверняка услышал рокот падающей воды. Он схватил шест, попробовал оттолкнуться, однако не достал дна. Суматошно огляделся. Потом снова обернулся к приближавшемуся, но еще далекому вертолету, обернулся к порогу — близкому, ревущему.

Уже ни на что не надеясь, Попов отшвырнул шест, лег на бревне, обхватив руками голову.

«Сдался! Сдался, дурень!» — подумал инспектор.

Малинка понимал всю бессмысленность стремления настичь Сашку у порога. Почти невероятной представлялась возможность спасти Попова. Но отказаться от попытки инспектор не мог. Секунду или какую-то долю ее он смотрел на человека в телогрейке, подпоясанного солдатским ремнем, в резиновых сапогах, распростертого на плоту.

— Ну же, ну! — невольно шептал старшин лейтенант. — Ну придумай что-нибудь, Попов! Дерись! Дерись! Хоть попробуй спасти себя…

Но парень на плоту не шевелился. Он добровольно, у Малинки на глазах, отказался от борьбы за жизнь — пусть отчаянной, но борьбы во что бы то ни стало.

Этого инспектор не мог простить ему никогда.

В те мгновения Пионер Георгиевич вел себя подобно одержимому. И выглядело странным — потом, конечно, — что пилот, штурман и бортмеханик слушались старшего лейтенанта. Инспектор знаками попросил сбросить трап. Переглянувшись со штурманом, пилот кивнул и сказал что-то бортмеханику по телефону. Тот ответил и тут же отключил связь. Догадавшись, что его предложение принято, Малинка устремился к дверце. Однако штурман опередил его, жестом показав: командовать будет он. Прежде чем открыть люк и сбросить трап, штурман с помощью бортмеханика опоясал старшего лейтенанта нейлоновым тросиком.

— Для страховки! — крикнул он, и инспектор услышал его. — Вас спасать некому будет! За вас нам голову… — И штурман чиркнул ребром ладони по горлу.

Малинка рукой махнул: чепуха, мол…

Штурман погрозил ему кулаком, потом пальцем, пропустил нейлоновый тросик через скобу около двери, распахнул ее, спихнул за борт моток десятиметрового веревочного трапа. В лицо инспектора наотмашь ударил вихрь. Почему-то виновато улыбнувшись штурману и бортмеханику, страховавшим его, старший лейтенант спиной подался в дверь. Он нащупал ногой одну ступеньку, потом другую и стал спускаться увереннее.

Насчитав седьмую перекладину, Малинка уже целиком вылез из брюха вертолета и смог оглядеться.

Сашка не валялся на плоту, как минуту назад. Он стоял в рост, расставив ноги, держа в руке ружье. И ощущалось в его фигуре не отчаяние, а нечто иное, как бы утверждавшее: «Вот она, расплата. Не виляй и прими ее».

Две ли, три секунды видел инспектор нового для него Попова, перед тем как плот вместе с Сашкой свалился за порог в бурливую пенную реку.

«Трусы, гады так себя не ведут!» — мгновенно и вроде бы мимоходом отметил про себя Малинка.

Если бы не эта поразившая сознание инспектора мысль, то поднялся бы он на борт, твердо отдавая себе отчет в полной бессмысленности дальнейших хлопот о спасении Попова. Однако теперь поступить так Малинка уже не мог и решился на неслыханную и небывалую попытку. План ее созрел как бы мгновенно.

Инспектор промахнулся ногой мимо перекладины трапа и тут же почувствовал, как страховочная веревка потянула его вверх. Малинка поднял глаза на штурмана. Тот манил его обратно. Пионер Георгиевич отчаянно замотал головой и показал рукой за порог. Машина зависла, не двигалась. Штурман исчез из люка — видно, советовался с пилотом, а бортмеханик продолжал манить его. Инспектор попробовал опуститься еще на ступеньку, но не тут-то было: бортмеханик законтрил страховочную веревку.

Тут Малинка стал отчаянно жестикулировать свободной рукой.

Пилот глядел на инспектора, высунувшись в распахнутую дверцу кабины.

Наконец вертолет подался к порогу. В дверце показался штурман и знаком разрешил спускаться.

Они миновали ржавый скат в том самом месте, где ухнул за него плотик. Перепад действительно оказался невелик — метра полтора. Но это инспектор отметил мельком. Он спускался на ощупь, не сводя взгляда с пенной воды.

Сильно потянули страховочную веревку.

«Дальше некуда, — понял инспектор. — Кончился трап. Ничего не видно в воде. Она наполнена туманом мельчайших пузырьков воздуха… Сашка и плот… Черт с ним, с плотом! Они должны вынырнуть где-то здесь. Летчик знает дело…»