— Значит, и то, что привез «Альберт»… — с волнением начала Зарика.
— Наверняка, — сказал Борца, уловивший суть вопроса Зарики с полуслова. — Поэтому Гостиница «Сигма» вечно переделывается, улучшается, растет.
— Так будет всегда?
— Всегда.
— Вы называете «Сигму» гостиницей… А ведь это не просто гостиница, — сказала задумчиво Зарика.
Борца ничего не ответил. Он озабоченно следил за пультом: траектория полета машины почему-то отклонилась, хотя пока и не сильно, от заранее заданного курса, изображенного на стереокарте светящейся пунктирной линией. Подобные вещи, увы, иногда случались — автолет не был такой уж совершенной машиной. В данном случае важно было установить причину отклонения от курса. Наскоро обозрев приборы, Борца не сумел обнаружить неисправность, и это немного обеспокоило его.
— Что-нибудь случилось? — спросила Зарика.
— Ничего, — сказал спокойно Борца. Зарика поправила волосы.
— Тут, на Земле, я поняла, что Гостиница «Сигма» — это не просто место, где экипажи возвращающихся из космоса кораблей проходят, так сказать, ускоренный курс обучения, чтобы догнать землян, от которых они отстали во времени, — сказала она. — Гостиница «Сигма», если хочешь знать, — это величайший символ. И, пожалуйста, не смейся, — добавила она, хотя Борца и не думал смеяться: он манипулировал у пульта, стараясь не вызвать подозрений у беспечно щебечущей Зарики. — Ты только представь себе, Борца, — увлеченно продолжала Зарика, — какой это благородный символ — сигма! Сумма. Нет, это не просто математическое понятие — здесь нечто большее. Ведь это сумма, означающая единение всего человечества…
Борца слушал Зарику вполуха. Отклонение аппарата от курса все больше беспокоило его. Неужели придется вызывать аварийную службу?
Стараясь держаться невозмутимо, он еще раз пробежал взглядом по разнокалиберным шкалам приборов на пульте. Ага, вот оно! Как это он сразу не обратил внимания на эту скромную стрелку в углу приборной доски?
Борца едва не чертыхнулся. Облегченно вздохнул и вытер повлажневший лоб.
Оказывается, он всего-навсего забыл учесть поправку на ветер…
Свирепые порывы весенней бури, нередкой в это время года в австралийских широтах, сбили автолет с курса. Теперь-то наставить машину «на путь истинный» было для Борцы делом несложным.
— Ты не слушаешь меня? — спросила внезапно Зарика.
— Слушаю.
— И можешь повторить то, что я только что сказала?
— Гостиница «Сигма» означает единение всего человечества, — чуточку торжественно произнес Борца и, убрав руки с пульта, откинулся в кресле.
Зарика посмотрела на его мужественное лицо, обращенное к иен в профиль.
— Да, единение всего человечества… — сказала она. — И не только человечества нынешнего, не только людей одного времени, не только людей, живущих, короче говоря, в одну историческую эпоху. Нет! Гостиница «Сигма» — это еще и жигой контакт разных эпох. Это братское рукопожатие через хребты столетий. Значит, сама смерть отступает перед людьми. Значит, все, понимаешь, — все человечество, не только настоящее, но и прошлое, и будущее, — это единая семья, собравшаяся в Гостинице «Сигма»!..
— Собирается-то, положим, не вся семья, — заметил Борца. — Ты забыла, наверно, о смерти. Ее могущество ослаблено, но смерть до сих пор не побеждена.
— Я верю: человек победит смерть, — сказала Зарика, и глаза ее заблестели.
— Ты говоришь как мечтатель.
— Нет, как биолог, — возразила Зарика.
— Смерть пытались победить многие, — сказал Борца. — А что толку? Все равно человек умирает. Таков, надо полагать, закон природы. Смерть — естественный финал для всякого живого существа. Даже звезды умирают…
— Не знаю, как там обстоит дело со звездами, — сказала Зарика, — но что касается неизбежной смерти для человека, то здесь ты глубоко заблуждаешься: смерть, я убеждена в этом, — не закон, а отклонение от него, аномалия, которую необходимо устранить.
— И что же будет потом, после победы над смертью? — спросил Борца. — Бессмертие?
— Бессмертие.
— А ты не преувеличиваешь?
— Если и преувеличиваю, то самую малость, — сказала Зарика. — Моя мечта — сделать человека бессмертным — зиждется на реальной основе. Дело в том, что одиночная клетка — я имею в виду простейший одноклеточный организм — практически бессмертна. Делясь, простейший одноклеточный организм может жить неограниченно долго.
— Человек — не клетка.
— Верно. Но он состоит из клеток… — сказала Зарика. — Улавливаешь мою мысль?
— Люди всегда о чем-нибудь мечтали, — произнес Борца, — начиная с пещерных времен… А теперь уж и звезд касаются рукой — и все равно продолжают мечтать о чем-нибудь красивом и недостижимом.
— А как ты думаешь, Борца, — спросила Зарика, — всякая мечта со временем становится явью? Что говорит на этот счет история? Ты ведь разбираешься в ней.
Борца минуту подумал.
— Трудный вопрос, — сказал он.
— А какая мечта у людей была самая яркая? Самая, если можно так сказать, долгая? И самая… неосуществимая. — подумав, добавила Зарика.
— Ого, сколько условий зараз! — громко сказал Борца. Он наморщил лоб, соображая. Затем не спеша, словно раздумывая, произнес: — Пожалуй, самая яркая, самая долгая и самая неосуществимая мечта человечества — это машина времени.
