Вот и получилось, что люди покидали институтскую скамью с сознанием: что все самое главное и интересное открыто уже до них.
Правда, поработав год — два в научном коллективе, они постепенно начинали убеждаться, что дело обстоит совсем не так, как это им казалось, и в любой узкой специальности предостаточно «белых пятен».
И вот теперь молодой коллектив Анизателлы увидел настоящий белый материк. Все положительные и фундаментальные истины, все абсолютные и непогрешимые законы, как жалкие стекляшки, разбились вдруг о берега этого материка. И молодые исследователи растерялись. Лихорадочно и торопливо они бросились изучать отдельные частности, исследовать внешние, лежащие на поверхности, свойства. И ни у кого не было ни времени, ни достаточного опыта, чтобы попытаться осмыслить явление.
Волна экспериментаторства захлестнула робкие ростки гипотезы. Первым это понял Грот. Он отложил в сторону лабораторный журнал и вышел из кабинета. По длинному, облицованному кремовым пластиком коридору он прошел в лабораторию. Тяжелая дверь отворилась бесшумно, и никто не заметил, как он вошел.
Валька и Коханов осторожно подтаскивали к висящему яйцу большую машину для испытания на прочность. Яйцо оказалось как раз между пластинами.
— Ну, кажется, можно пускать? — спросил Валька.
— Давай! — махнул рукой Коханов.
Валька нажал кнопку пуска, и пластины начали медленно сближаться. Коханов прильнул к окуляру, медленно наводя на фокус.
— Ну, что там у тебя? — спросил он Вальку. — Заело?
— Почему заело? Уже триста килограммов на квадратный сантиметр.
— Не может быть! Оно все еще висит, не касаясь пластины. Зазоры тысяча триста сорок микрон.
— Так оно и останется! Ближе все равно не будет.
— Давай, давай! Нагружай еще, — махнул рукой Коханов.
Валька вновь взялся за ручку лимба.
— Сколько? — спросил Коханов.
— Восемьсот.
— А теперь?
— Тысяча сто.
— Давай быстрей!
Коханов не отрывал глаза от окуляра. Валька спокойно и даже как-то равнодушно увеличивал нагрузку.
— Ну? — спросил через некоторое время Коханов.
— Три двести, — ответил Валька.
— А теперь?
— Пять девятьсот.
— Давай еще быстрей!
Но в этот момент раздался треск, и стрелка манометра со звоном ударилась об ограничитель нулевого деления.
— Амба, — сказал Валька, вытирая лоб.
— Кранты, — подтвердил Коханов.
«И откуда только у них этот древний жаргон?» — подумал Грот и подошел к машине.
— Зачем вы затеяли этот эксперимент? — спросил он строго. — Или с самого начала вам не было ясно, что ничего не получится?
Валька промолчал, а Коханов промычал что-то весьма неопределенное.
— Неужели его ничем не возьмешь? А, Савелий Осипович? — спросил Валька.
Грот хмыкнул и пожал плечами.
Он забыл уже те благие намерения, с которыми пришел сюда, в лабораторию.
«Может быть, оно волны такие испускает, которые на психику действуют?» — подумал Грот. Но это был последний акт самоконтроля с его стороны. Ему во что бы то ни стало захотелось хоть как-нибудь воздействовать на проклятое яйцо. И почти неожиданно для самого себя он сказал:
— А что, если попробовать экранировать его от полей?
— Прекрасная идея! — немедленно восхитился Коханов.
— Ни черта не выйдет, — минуту спустя отозвался Валька.
— Почему? — повернулся к нему Грот.
— Квант электромагнитного поля фотон, а фотоны оно отражает. Я же еще тогда пробовал…
— Вероятно, вы правы, Валя, — сказал Грот, кивая головой, — но, может быть, оно отражает не все фотоны? Ведь вы пробовали лишь в узком диапазоне видимого света.
— Не только видимого. Я и инфракрасные лучи пробовал.
— Да, да, помню… Когда измеряли температуру скважин. Вы мне рассказывали.
Валька молча кивнул головой.
Коханов сосредоточенно думал, как развить идею шефа. Он хотел показать, что в его лице Грот обрел если и не очень талантливого, то, во всяком случае, преданного ученика.
— А если взять жесткое рентгеновское излучение? — сказал Коханов и подвинул Гроту кресло.
Грот кивком поблагодарил его и сел.
— Над этим я уже думал, Олег. Но так ничего и не решил. Рискованное это дело, ребята. Кто его знает, что это за штука. Как бы не было беды…
— Да, да, конечно, — как эхо, отозвался Коханов и понимающе вздохнул.
— А почему, собственно, рискованная? — спросил Валька. — Что может произойти?
— Да мало ли… — сказал Коханов. — Ты же сам не можешь заранее сказать что! Ни ты, ни я — никто не может.
— Ну и прекрасно! — Валька взмахнул руками. — Давайте тогда попробуем, вот и станет все ясно.
Валька взглянул на Грота. Шеф молчал. Тогда Валька решил обратиться непосредственно к нему:
— Савелий Осипович, чего нам бояться? Либо поток лучей отразится назад, либо проникнет в вещество. Какие еще могут быть последствия?
— Вот меня и волнует, что будет в том случае, если гамма-лучи проникнут в яйцо. Вы можете мне сказать, что будет?
Коханов покачал головой.
— Да ничего не будет! — Валька рубанул воздух ладонью. — Измерим энергию лучей на выходе и хоть приблизительно сможем судить о структуре яйца. Больше ничего не будет!
— Как знать, — вздохнул Грот.
Валька разгорячился, увлекся и перестал следить за своими словами.
— Да что это вы все опасаетесь?! — возмущенно закричал он. — Кто мы, ученые или перестраховщики?
