Мир приключений, 1959 - [14]

На столе лежат: разноцветная бумага, ножницы, клей, кедровые орехи, перемешанное со скорлупой, тарелка с водой, смятое полотенце. Нянька, сидящая сбоку, режет узкие полоски, а Сережа клеит цепь для елки. Цепь лежит уже на полу горкой, а конца работе не видно.

— А теперь красная… — говорит девочка и протягивает полоску.

— Нет, синяя, — с усмешкой отвечает мальчик и берет со стола полоску синего цвета.

— Ну вот, опять синяя… Няня, что он все синяя да синяя!..

— Ему видней, Ритуша. Пойдем-ка лучше спать.

— Нет… Я не хочу спать. Я когда сама захочу… — плаксиво тянет она, видя, что нянька положила ножницы и отодвигает бумагу. — Пускай тогда и Сережка идет спать.

— Он старше. Ему можно еще часок посидеть.

В это время в столовую вошел высокий мужчина с коротко подстриженной квадратной бородкой. Увидев его, девочка соскользнула со стула и бросилась навстречу.

— Папа пришел!

Инженер подхватил дочь на руки, нежно поцеловал в щеку и, устроившись к столу, посадил ее на колени.

— Папа, а Сережка мне не дает клеить, — вытянув нижнюю губу, пожаловалась она, разглаживая отцовскую бороду. — Я тоже умею…

— Ну да, умеешь ты… Она, папа, криво клеит и все перемазала… Посмотри, на что у нее похоже платье!

Отец взял руку девочки и шутливо продекламировал:

«Шаловливые ручонки,

Нет покоя мне от вас,

То и дело натворите

Вы каких-нибудь проказ…»

— Папа, ты не уходи… Я сейчас… — сказала Рита и, соскользнув с колен, убежала в спальню.

— Папа, а мама пришла? — спросил мальчик.

— Нет, Сережа, она осталась танцевать.

— А почему ты вернулся?

— Потому что соскучился без вас, — с грустью ответил отец. — К тому же танцевать я не умею.

Вернулась Рита и, забравшись на колени к отцу, снова начала разглаживать бороду на пробор. Откинувшись на спинку стула, Георгий Сергеевич Камышин закрыл глаза. Руки дочери приятно щекотали подбородок, и ему было тепло, уютно.

— Папа, ты спишь? — шепотом спросила девочка.

— Нет.

— Открой глаза.

Георгий Сергеевич исполнил просьбу дочери, но сейчас же опять закрыл их.

— Звонят! — сказала Рига.

Кухарка была отпущена в гости, и нянька, положив ножницы, отправилась в прихожую открывать. Через минуту инженер услышал, как она прошла в его кабинет, где топился камин.

«Кто же приходил?» — подумал он.

— Папа, на улице мороз? — взглянув на опущенную штору, сказал Сережа.

— Да. Крепкий мороз.

— А ты его видел? — неожиданно спросила Рита.

Георгий Сергеевич открыл глаза и с удивлением посмотрел на дочь.

— Кого видел, Ритуша?

— А деда Мороза?

— Ах, деда Мороза! Нет. К сожалению, не видел.

— Папа, расскажи что-нибудь! — попросил Сережа.

— Про колобок! — сейчас же подхватила девочка.

— Да ну тебя с колобком! Ты уж не маленькая. Нет, папа, ты лучше расскажи про настоящую жизнь, — предложил Сережа.

Эта необычная просьба сына удивила Георгия Сергеевича. Он внимательно посмотрел на сосредоточенное лицо мальчика и снова закрыл глаза.

««Рассказывать про жизнь». Откуда у него такой странный вопрос?» — думал он.

Рита оставила бороду и, в ожидании рассказа, завозилась на коленях, устраиваясь поудобнее.

— Ну, папа, не спи! — сказала она, гладя теплыми ручками по щекам.

— Я не сплю, Ритуся. Я думаю, о чем бы вам рассказать…

— Рита, не мешай, и сиди, как мышь в крупе, — строго сказал Сережа.

Девочка с минуту молчала, обдумывая приказание брата, и нерешительно возразила:

— Я не умею, как мышь… Я лучше, как ты.

Что же он может рассказать сыну интересного о жизни? — думал Георгий Сергее­вич. Особенно сейчас, после бури первой революции, когда сместились все понятия, когда лучшие надежды рухнули и когда сам он растерялся и никак не может разобраться в этой жизни.

Рассказывать не пришлось. До слуха его донесся второй звонок. В прихожую ушла нянька и скоро, открыв дверь в столовую, сообщила:

— Барин, к вам пришли.

Георгий Сергеевич посадил Риту на стул и поднялся.

— Работайте, детки…

…Иван Иванович Орлов приехал на работу в Кизел осенью. Невысокого роста, широкоплечий, с бритым лицом, на котором всегда играла ироническая улыбка, он произвел приятное впечатление в среде местной интеллигенции, но оказался нелюдим и избегал широкого знакомства. Никто о нем ничего не мог сказать ни плохого, ни хорошего.

Георгий Сергеевич был крайне удивлен, когда увидел этого нелюдима потирающим руки около камина.

— Кого я вижу! Иван Иванович! — радостно воскликнул Камышин. — Вот уж не ожидал! Очень рад, очень рад! Попутным ветром занесло вас.

— Завернул на огонек, Георгий Сергее­вич. С визитом… — сказал Орлов, пожимая руку инженера. — А супруги нет?

— Она осталась в конторе, а я вот сбе­жал… Не выдержал. Прошу к столу, Иван Иванович! С мороза так приятно…

Около окна был накрыт маленький сто­лик. На нем стояли три бутылки с вином, графин с водкой и различная закуска. Георгий Сергеевич налил водки в граненые рюмочки и протянул одну из них гостю.

— Прошу! Но не ставить! — предупредил он.

— Зачем же ставить? С праздничком, Георгий Сергеевич! Я хотя и никудышный христианин, но праздники люблю…

Они чокнулись и выпили. Разглядывая закуску, Иван Иванович как бы мимоходом сказал:

— Георгий Сергеевич, там у крыльца мальчики ждут… — славельщики. Жалуются, что ваша прислуга не пускает их, а вы приглашали…