Мир приключений, 1929 № 02 - [19]

— Ваш муж… — начал Чэннинг. Но она едва умолкла, как уже снова продолжала.

— Он лег спать, — по обыкновению, пьяный и, очевидно, сам задохся в подушках.

— Да, — подтвердил Чэннпнг, — я знаю подобные случаи.

Она продолжала, точно он и не сказал ничего.

— Его нашел там утром слуга, когда ему пошли сообщить обо мне.

Она снова прижала пальцы к глазам.

— Я думаю, что это и все, — спокойно сказала она. — Я всем существом желала тогда только одного: чтобы тот пли другой умер. Но, конечно, не было нужды в том, чтобы умерли оба.

Она снова уронила руки на колени и посмотрела на Чэннинга. Она была так спокойна и полна достоинства, как в ту минуту, когда впервые поздоровалась с ним. Ясно было, что она кончила свой рассказ.

Он сразу же стал объяснять ей ценность того, что она ему рассказала. Он не выразил ни одним словом сочувствия, потому что знал, что она не нуждалась в этом да и не ждала сочувствия. Она искала помощи и было похоже, говорил он себе, что он первое человеческое существо, к которому она прибегала за этой помощью.

Он стал ей объяснять ее сон, пуская для этого в ход все свое искусство и убедительность.

Тяжелая, мучительная дорога, по которой она шла, была, вероятно, жизнь, которую она ему описывала, с ее безнадежным и ужасающим будущим, какое она сама себе представляла в то время. Через этот просвет во мраке она заглянула в это будущее, освещенное пламенем, которое всегда связано с крайней степенью психических и физических страданий. Он разбирал сон в деталях. Он говорил ей, что если бы она так усиленно не старалась похоронить воспоминание о той ее несчастной жизни, воспоминание это давно бы померкло. Ее же собственное нежелание думать о прошлой жизни заставляло эту жизнь искать тайного хода в ее сознании и возникать в виде сна. Она пыталась подавить неподавляемое и она, конечно, должна была пострадать от своей неудачи.

Совершенно ясно было то, что ей нужно теперь делать. Она должна извлечь из тайников памяти все детали этих ужасных лет, как бы они ни были мучительны. И опа должна заставить себя вызвать их не с каменной и безличной холодностью, а с естественными для всякого живого существа чувствами. Она должна плакать над тем, что было тяжелого в этих воспоминаниях, и слезы магически растворят их, воспоминания уйдут, наконец, на свои места в тканях ее мозга. Тогда и только тогда найдут они покой и не будут больше бродить, как страшные существа, на гранях ее снов.

Она согласилась принять его совет. День за днем по его предписанию она являлась к нему и раскрывала ему полностью тот период своей жизни. И постепенно, исполняя это, она стала поправляться и ее возрастающее доверие к доктору помогало Этому. Правда, она продолжала видеть все тот же сон, но повторялся он реже и возвращение его уже не приводило ее в такой ужас. Наконец, после нескольких месяцев такого лечения, Чэннинг посоветовал ей прервать его.

— Теперь вам нужен отдых, — сказал он. — Вы так усердно работали, что заслужили его. Поезжайте куда-нибудь и наслаждайтесь покоем.

Была осень и над западной частью Лондона висел густой туман. Но для миссис Аркрайт день казался ясным и приветливым. Она смотрела на Чэнкинга глазами, в которых не оставалось и следа затравленности и бессонных ночей. Закутанная в меха, со стройной фигурой, она была великолепна. Она была похожа на римлянку, крупную и полную жизненности.

— Да, — сказала она звучным голосом. — Я свободна. Я в этом уверена теперь. Но знаете, что я хочу сделать, чтобы доказать это?

Чэннинг, улыбаясь, слушал ее. Это были редкие мгновения, ради которых стоило работать. Он освободил рабу. И свободная женщина была прекрасна. Мог ли человек желать большего в туманный октябрьский день?

— Что же вы хотите сделать? — спросил он.

В его голосе была почти страстная нотка. Он даже поймал себя на том, что одно мгновение пожалел, что все, что предпримет эта красавица, она предпримет с аккуратным маленьким человечком, которого он раз видел с ней.

— Проявление самца, — автоматически сказал он себе. — Я освободил ее и, значит, она моя! Какие мы, все-таки, непривлекательные существа…

Ее слова прервали его мысли.

— Я еду в Ланкашир и открою старый дом. Это будет моим первым посещением со времени смерти моего мужа. Я проведу там рождество. И мой ребенок родится там. Это для того, чтобы доказать и вам, и себе, что я больше не боюсь своего прошлого.

Она протянула доктору руку и глаза ее смотрели тепло и приветливо.

— Я не могу вас отблагодарить за все, что вы сделали для меня!

Он взял ее руку, и минуту спустя миссис Аркрайт уже не было в кабинете.

Два месяца Чэннинг ничего не слышал о ней. Но он обычно был слишком занят, чтобы много думать о пациентах, уже прошедших через его руки. Он знал и то, что благодарность пациентов, — вообще редкая сама по себе, — таких, как его пациенты, еще реже влекла их снова повидать врача. Он слишком много знал про них, чтобы общение с ним было бы для них приятно. Сплошь да рядом, в ресторанах и других местах он с грустью замечал, что при появлении его тот или другой из публики сейчас же торопливо удалялся. Но в начале декабря он был удивлен, получив дружеское письмо от миссис Аркрайт, приглашавшей его провести с ними в Ланкашире рождество.