Мир приключений, 1928 № 11-12 - [34]
— Придет ко мне? Говорить со мной? Скажет, что любит меня?
Вот под какую музыку металось на сцене это белое и красное пламя.
Обернитесь, пожалую та, последите за артистической ложей. Взгляните в другие глаза, большие, грустные глаза испуганного и обиженного ребенка, который никак не может забыть обиды. Это глаза маленькой мадам Бертэн, на которой надеты лучшие в театре жемчуга. Ее выдали замуж год назад за представительного директора, который мог бы быть ее дедом.
Рядом с ней мосье Бертэн кажется огромной горой, хорошо одетой, хорошо кормленой, добродушной… пока вы не взглянете ему в глаза. Ах, что то в этих маленьких, пронизывающих насквозь глазах внушает женщинам отвращение.
Медленно, медленно, грациозно, опускается танцовщица на пол сцены. Она теперь лежала, согнув под себя стройные члены. В голове ее мелькнула мысль, что она не хотела бы дольше жить, если бы Рик не сказал ей сегодня, что он ее любит. Большой веер опустился. Это был большой красный навес, покрывавший всю маленькую фигуру танцовщицы.
Весь театр вздохнул одним тихим вздохом, предшествовавшим грому аплодисментов…
— Она удивительна, не правда ли? — прошептал молодой художник.
— Ах, очень хорошо, очень хорошо! — согласился директор Бертэн, на широком лице которого еще больше сузились глаза. Эта стройная фигура и задорное лицо Консуэло еще не принадлежали ему, но он следил за ее движениями, как следит большая черная кошка за белой мышкой.
Эту игру Бертэн играл со многими юными, грациозными девушками. Выслеживая, хватал, делая с ними, что ему хотелось, и затем оставляя их. Еще более жестокую игру съиграл он с одной девушкой, которую не выпустил и на которой женился.
Вдруг из груды перьев, в том месте, где они закрывали лицо, легко поднялось в воздух нечто похожее на огненную дымку. Консуэло тихонько дула вверх, вздувая пушистые перья над красным ртом и жест этот был встречен хохотом всего театра.
Музыка изменилась. Как большая морская анемона, задвигался, закачался, поднялся веер. Вынырнуло тонкое тело. Одним гибким движением очутилась танцовщица на ногах. Она кланялась, занавес опустился, театр поднялся, и человек, которого любила Консуэло, вышел из ложи, чтобы пройти в уборную танцовщицы.
Консуэло закуталась в кимоно, выслала горничную и, едва дыша, стояла возле туалета, на котором в беспорядке лежали грим и всевозможные мелочи. Тут были и неизбежная лошадиная подкова, черные котята, пучек шотландского вереска и тонкий кинжал с выгравированной по испански надписью. Все это Консуэло суеверно берегла «на счастье».
Кинжал этот был подарок одной англичанки, покровительствовавшей искусствам. Она приняла Консуэло за испанку не только по имени, но и из-за прекрасных черных глаз танцовщицы. Консуэло делала турнэ по Европе с тринадцатилетнего возраста, но ее настоящее имя было Флори Симонс и была она цветком лондонских трущоб.
— Приятно видеть вас снова, — улыбнулся Рик. — Вы победили их сегодня вечером. Последний ваш трюк, когда вы вздохом поднимаете перья — водевиль. Остальное же настоящее искусство.
Консуэло целовала многих мужчин, так же легко давая свой красивый рот, как другие девушки дают для пожатия руку. А Рик никогда и пальца ей не поцеловал. Но если бы он ее и целовал сейчас, она сразу узнала бы все его чувства…
Она подняла на него глаза. Он ответил вопросительным взглядом.
— Спасибо за комплименты, — небрежно произнесла Консуэло с усилием, которою никто бы не мог заметить.
— Вы ужасно милая, — и Рик схватил ее за плечи и крепко поцеловал в обе щеки, как любящий брат.
Тогда Консуэло поняла. Ждать нечего. Все кончено. Теперь она знает.
Короткое молчание, потом Консуэло смахнула со стула пышную груду какой-то мягкой материи.
— Садитесь, Рик.
— Спасибо.
Снова короткое молчание.
— Что случилось, Рик? Ничего плохого? — подавляя отчаяние, с искусственной дружелюбностью спросила Консуэло.
— Я бы не сказал, что у меня плохи деда. Благодаря вам, мои тяжелые времена пришли. После «танцовщицы с веером» заказы посыпались. В свободные дни я работаю над портретом мадам Бертэн…
— А! — тон, которым Рик произнес это имя, заставил затрепетать сердце Консуэло. Так вот что? О, да, Консуэло теперь знала.
— Ага! Пишете жену директора. Это хорошо для вас, Рики.
— Я получу на двадцать тысяч больше, чем за «танцовщицу с веером».
— Есть люди, которые никогда недовольны! — Она закусила губу, чтобы не выдать дрожи голоса. — Вот вам так везет, а вам… вам кажется, что жизнь и вкус весь потеряла.
Рука художника с заженной спичкой остановилась на полпути к папиросе.
— Почему вы думаете?..
— Я не думаю. Я знаю.
— У вас, конечно, богатое воображение. Но почему вы думаете?..
— He лгите мне, Рики, — резко вскрикнула Консуэло. — Разве мы не друзья? Разве я вам не все рассказывала. Так скажите же мне, что я права. Это любовь?
Художник низко опустил голову. Потом поднял ее и взглянул на свою маленькую приятельницу доверчивыми, несчастными глазами:
— Я думаю, что вы правы.
— Вы съума сходите по… той, которую теперь пишете?
Рик кивнул. Как брат сестре, он стал описывать любимую женщину женщине, которая любила его.
