Мир приключений, 1928 № 11-12 - [3]

— Запасись водой, и я тебя выведу сейчас к тенистому месту, — сказал я.

Поднявшись по узенькой тропинке наверх, мы, через полчаса ходьбы, подошли к небольшому мысу, выступавшему в море. На нем темнела кипарисовая роща. Вход сторожили два вековых кедра. Своими поднятыми пальчатыми ветвями они как бы предупреждали соблюдать тишину в обители вечного покоя. Это было родовое кладбище первого исследователя Крыма Кеппена. Несколько скромных надгробных плит приютилось у подножия строгих кипарисов, стоявших густой стеной и уходивших в небо остриями своих верхушек. В эти жаркие часы от них подымался одуряющий запах. Ноги мягко ступали по толстому ковру опавшей хвои.

— Настоящий «Остров мертвых» Беклина, — проговорил вполголоса Ленчицкий. Мы прошли на другую сторону кладбища и уселись в тени кипарисов у обрыва, обращенного к морю. Наш разговор, как обычно бывает после долгой разлуки, перескакивал с одной темы на другую. Отдохнув, решили закусить. Брынза, яйца, консервы и помидоры, все казалось необыкновенно вкусным. Ленчицкий достал из своего походного мешка два выдвижных стаканчика и налил из фляги вина.

— За нашу встречу! — сказал он, подымая стаканчик. На мизинце у него блеснул оригинальный перстень, привлекший мое внимание. Он был сделан из потемневшего металла. Две змеи, переплетаясь телами, держали в пасти овальный сердолик с каким-то выгравированным рисунком. Ленчицкий поймал мой взгляд.

— Этот перстень, — сказал он, — археологическая редкость большой цены, я сам нашел его и при очень необычных обстоятельствах. Смотри, как тонко передана сцена священного танца, а сбоку помещена эмблема «дворца Двойной Секиры».

— Это еще что за дворец?

— Ты разве не знаком с раскопками Кносского дворца пли, как ею называют, «дворца Двойной Секиры» из-за вот этой эмблемы, которая носила культовый характер? — спросил с удивлением Ленчицкий, протягивая мне перстень.

— Да, ведь это же топорики великокняжеской дружины, — воскликнул я.

— Да, и ты видишь, из каких глубин тысячелетий идут эти топорики. На Кавказе тоже сохранились старинные хевсурские секиры такого же типа.

Я попросил приятеля познакомить меня с добытыми археологическими данными и рассказать о его приключении, связанном с находкой кольца.

— Ты помнишь, конечно, — начал Ленчицкий, — Гомера, его златообильную Трою, Кпосский лабиринт мудрого Миноса. Всему этому не придавалось исторического значения. Нам говорили, что это все больше плод гениальной фантазии. Но вот раскопки Шлимана в Трое и Микенах и Эванса Тиринфского дворца и дворца Кносского на Крите показали, что эти мифологические места и быт их героев существовал в III и II тысячелетии до нашей эры. Оказалось, что на Серегах Средиземного моря в ту пору стала развиваться своеобразная культура, так называемая Крито-Микенская. Лишь во втором тысячелетии она достигла такого расцвета, к какому не скоро пришла сменившая ее античная греческая культура.

Тысячелетия сберегли нам массу предметов домашнего обихода и красочные фрески, на которых лежит печать большого художественного вкуса. Фрески рисуют нам живые сцены бытового и культового характера. Представь себе, что испанская тауротопегия (бой быков) имеет прародителями игры с быками в Кноссе и в Микенах. На фресках представлены ловля быков сетями, сами игры, во время которых ловкие гимнасты, мужчины и женщины, проделывают головоломные трюки на спинах диких быков, мчащихся бешеным галопом. Статуэтки показывают и подготовительные моменты: прирученный бык лежит спокойно, жуя жвачку, в то время, как ученик гимнаст кувыркается через его снизу. Игры с быками носили первоначально культовый характер, так как голова быка пли просто рога его часто попадаются, как священная эмблема. Вспомним, что Зевс принял вид быка, когда похитил Европу, прародительницу Миноса.

Религиозное содержание фресок показывает, что главным божеством было женское начало — богиня плодородия. Верховной жрицей была женщина. Все мужчины ее свиты носили названия женщин, были одеты в женские одежды. Также одевались и мужчины музыканты, игравшие при богослужениях на пятиструнных лирах и двухраструбных флейтах — ритонах.

В сцене погребения мы также видим преобладающее участие женщин. Мертвец мужчина не облекался в женские одежды, он должен был стать ритуально женщиной, чтобы получить право на загробную жизнь. Возможно, что современный саван мертвецов — пережиток этого ритуала. От поры матриархата сохранился в древней Греции закон, что если женщина гражданка сочеталась браком с рабом, дети ее — благородно рожденные; если знатный мужчина женился на рабыне, дети не имели права гражданства.

Этот период господства женщин положил отпечаток на весь бытовой уклад того времени. Очаг был святилищем и сосредоточием всей домашней жизни. Он помещался в центре дома и здесь протекала вся жизнь как обитателей хижин, так и дворцов. О женском влиянии свидетельствуют любовь критян того времени к украшениям в одежде, изобилие мелких вещиц из золота, серебра и камней, изящество формы и отделки посуды и всех мелочей домашнего обихода.

Господство женщин совпадает с расцветом Крито-Микенекой культуры. Затем какая-то катастрофа обрывает эту красочную жизнь. По раскопкам видно, что в Кносском дворце был пожар, после которого исчезает прежняя жизнерадостная красочность. Появляется какая-то суровость, суховатость и в линиях, и в красках. Быть может это был дворцовый переворот, ограничивший власть женщины, или же повлияло нашествие дорян, продвижение которых к берегам Средиземного моря совпадает с этим периодом, а возможно, что то и другое вместе.