Мир приключений, 1928 № 07 - [15]
— Как жаль, как жаль, уважаемый коллега Михаил Иванович! Сколько бы любопытного мог рассказать нам этот живой памятник 17 столетия… Сколько бы исторических сомнений и споров он разрешил… И как это вы не уберегли?
Чукин вдруг покраснел и сказал язвительно:
— Не уберегли-с?! А попробовал бы я поступить построже, так вы бы, достоуважаемый коллега, первый вцепились:
— Ах! Разве можно так относиться к памятникам старины, да еще живым-с!
Человек в очках сказал примиряющим тоном:
— Но, может быть, это только новый глубокий обморок?
Профессор психиатрии Чукин приложил ухо к рыхлой, белой груди боярина, долго и внимательно слушал, потом выпрямился, сокрушенно вздохнул и пожал плечами.
Систематический Литературный Конкурс
«Мира Приключений» 1928 г.
В каждой книжке «Мира Приключений» печатается по одному рассказу на премию в 100 рублей для подписчиков, то есть в течение 1928 г. будет дано 12 рассказов с премиями на 1200 рублей. Рассказ-задача № 1 напечатан в декабрьской книжке 1927 г.
Основное задание этого Систематического Литературного Конкурса нового типа — написать премируемое окончание к рассказу, помещенному без последней, заключительной главы.
Цель Систематического Литературного Конкурса — поощрить самодеятельность и работу читателя в области литературно-художественного творчества.
Иллюстрации С. ЛУЗАНОВА
— Хогюй! Хогюй!..
— Эка сила! Горы ломит!
— Херга! Хюгой!..[4]
— Шибако шанго!..
— У-ух ты! Мать честная…
— Наддай! Наддай!.. Вот так!..
И наддавало. Гудело, гремело, рокотало. Бухало орудийными залпами. Ударяло в невидимые гигантские барабаны. Верещали в предсмертных потугах струны — не струны, тросы — не тросы, а что-то туго натянутое, звонкое, что не выдерживало напряжения и лопалось с визгом. Кто-то катал по горам гулкие полые шары, шары ухали, досужее эхо утысячеряло звуки, перебрасывая их далее, — в дебри, в тайгу, через шапки сопок.
Испуганно вздрагивали прибрежные обрывистые скалы, неуверенные в своей устойчивости. Кто-то стремительный и враждебный подкапывался под их первозданную несокрушимость. Тряслись как в лихорадке раскидистые тысячелетние кедры. Стройные, белостволые, стреловидные грабы трепетали живым трепетом.
— Силен Шилкар![5]
— Эхе, Хе-лун-дзян!.. [6]
— Ой-ой, Гамура![7]
— Ай, да Мамур! Эка прет!
— Держись, робя!.. Амур взбунтовался!..
— Тоже — революция, язви его в бок!.. Толпа ахала от восторга, упивалась проявлением стихийной мощи, пьянела от хмельной весенней свежести. Амур рвал свои зимние цепи. Орудийный гул висел над сбежавшимися к реке горами. У отвесных каменных громад громоздились громады ледяные. Мимолетные фантастические постройки воздвигались в первую минуту и низвергались во вторую.
Могучая река, рвущая на своем пути гранитные запруды гор, сжималась здесь, как тисками, скоплением скал. Скалы дрожали, но не уступали стремительному напору. Немного выше, где расступились горы, образовался огромный водоем, крутящийся в водовороте. Медленно передвигались целые островки сплетенных корнями деревьев, оторванные от берега и ждущие своей очереди втиснуться в бушующую стремнину. Их обгоняли нагроможденные льдины, похожие на циклопические постройки друидов. Тысячи деревьев, перетертых в кашу, образовали какое-то дьявольское месиво. Постепенно это месиво пережевывалось ущельем. Там, где ущелье неожиданно расширялось, река низвергалась вниз крутым водопадом. Здесь грохотал гигантский оркестр, миллионы разноголосых инструментов ревели победную фугу.
В предверьи ущелья, на льдинах, билась застигнутая врасплох жизнь: группа горностаев, выгибаясь вопросительными знаками, металась вокруг обломанного пня. Дальше, вытянув стройные шеи, в группе безъисходного отчаяния, дрожали две козули. Изредка они меняли положение, делали несколько шагов и снова застывали, растерянные и трепещущие.
Вокруг водного разлива, там, где не было людей, по берегам рыскали дикие собаки-рыболовы. Шныряли выдры, куницы. Стрелой промелькнула мускусная кабарга. Тревожно принюхивался свирепый кабан. Захожий гость — черный тибетский медведь, опершись передними лапами на поверженное дерево, равномерно, как маятник, покачивал головой. Его равнодушный вид так не гармонировал с бушующим вокруг адом, и поэтому зверь напоминал дрессированного циркового артиста. Высоты ущелья, крутые, обрывистые, поросли орешником и ильмом. На прогалине сгрудилась большая толпа: рабочие с ближайших лесорубок. Десятки глаз светятся восторгом. Возгласы созвучны буйной игре стихии. Дело под вечер. Пьяный, влажный воздух заставляет жадно раздуваться ноздри.
— Весна идет, братцы!
— Отудобела земля-мать…
— Ядрено набухает…
— Гляди, гляди!.. Вот это — кошечка!
— Эха махина!
— Одно слово — волкодав!..
Громадная льдина входила в узкое ущелье. На льдине, грациозно извиваясь, то припадая на снег, то пружинисто взметываясь, кружился большой бенгальский тигр. Льдина с разбега ударилась в отвесный берег. Зверь метнулся, припал на передние лапы, готовясь к прыжку вверх. Льдина переломилась со звуком пушечного выстрела, две половинки начали медленно опрокидываться на внешнее ребро, образуя крутой конек. С ревом, покрывшим на минуту рев реки, тигр одним прыжком очутился на гребне конька. Мгновение он высился на подвижном постаменте, как изваянный монумент. Но вот постамент рухнул, и зверь исчез в бурлящем месиве ледохода.
