Мир приключений, 1928 № 05 - [26]

И-эх! Тирунди-люнди, куда едешь?

Тпрунди-люнди, да на базар.

Тнрунди-люнди, да чиво купишь?

Тпрунди-люнди, да чирабан!..

— Побежим, — предложил Влас.

Все трое погнались за музыкальной таратайкой, которая значительно успела опередить их. Елеся первый догнал телегу. Парень пошарил в кузове и вытянул Елесю вдоль спины кнутом.

— Эх, ма! Харашо! Да эфто очинь хара-шо! — запел снова парень, кстати хлестнув и свой движущийся кувшин.

— О-го-го-го! — раскатисто заревел парень. — Мыслете муму, кнутом но спине — жик! — Мужик! Мы тоже — грамотные!..

Телега скрылась, а наши спутники еще долго стояли среди дороги, возмущаясь наглостью капельмейстера этого нелепого музыкального ящика.

Первое столкновение с жизнью оставило зудящую занозу в трех юных сердцах и кроме того у Елеси — кровавый рубец во всю спину. За день проглотили верст сорок. Попутчиков больше не встретили. Под вечер, совершенно утомленные, расположились у дороги отдохнуть. Солнце бочком сползало к далекому перелеску. Потянуло свежим ветерком. Долго дебатировали вопрос: заночевать ли под открытым небом или поискать поблизости жилья и попроситься на ночлег? Пока спорили, на повороте дороги показалась новая телега. Она подвигалась к станции.

— Может подвезет, а? — неуверенно спрашивал товарищей Влас. — Утром будем на станции, тогда выспимся.

— Подожди, братцы, конь как будто знакомый, — всматривался Елеся в приближающуюся подводу.

— Так и есть! — наш «Чалый»! Куда это Кузьма гонит его? — удивился Опенкин.

Кузьма заметил ребят и, остановив конягу, залился долгим, рокочущим кашлем.

— В чем дело? Куда гонишь, Кузьма? — нетерпеливо допытывался Елеся.

Тот только помахивал рукой и трясся от кашля. Когда, наконец, Кузьма получил способность говорить, он коротко сказал:

— Ворочай назад… Старик отходит…

— Куда отходит? — не сразу понял Елеся.

— А уж это не мое дело… Али-бо к богу, али-бо к шишиге… Не бойся, ошибки не будет. Дело ясное…

— Что ж, друзья, вертаться приходится? — виновато заговорил Елеся. — Ну, ничего. Мы потом подгоним. Айда назад!..

Все неохотно полезли в телегу.

— Опоздаем в Москву, как пить дать, — заметил Влас.

— Чего-й-то? — не расслышал Кузьма.

— В Москву, боится, опоздаем! — крикнул ему на ухо Елеся.

— А рази она сбежит, Москва-то? За то с деньгой будешь. У папеньки, чай, тыщи припрятаны. Буде ноги ломать. Не пехтурой, а на тройке покатишь… да…

Старик долго чесал поясницу, очевидно не зная, в какие отношения стать с молодым наследником. Наконец стащил заячью шапку и кланяясь сказал:

— Честь имеем вас поздравить, Елесей Евтихич, с наследством и того… Приходится с вас…

_____

Глубокой ночью прибыли в город. Старик Опенкин лежал с раскрытыми остекляненными глазами. У изголовья горела керосиновая лампочка. Рядом на табурете сидела стряпуха Фекла в очках с одним стеклышком и вязала чулок.

— Что? — тихо спросил Елеся.

— А ничего. На мазарки надоть. Оттопал наш миллионщик-то. О-хо-хонюшки.

Фекла зевнула и почесала спицей у себя в голове. Елесе не верилось, что отец умер. Необычный затрапезный вид старика, одетого в старый халатик, ни сонное равнодушие Феклы, ничто не внушало мысли о смерти.

— О-хо-хо!.. Ну, я пошла спать, глазоньки что-то слипаются, сказала Фекла, И только уже у порога покосилась на покойника, вздохнула и добавила: — Вот так-то и мы…

Евтихия Опенкина похоронили. Никаких ценностей в доме не оказалось. Елеся обшарил все углы и ничего не нашел, кроме мелочи, — рубля на три. Когда Елеся сообщил об этом Кузьме, тот не поверил.

— Не чисто тут. Большое богачество должно быть. Вся округа знает. Да ты под половицами шарил?

— Противно мне все это, — недовольно ответил Елисей.

— Противно? А может и так… А то в горенке пошарил бы, где постель у них стоит. Постель они часто отодвигали…

_____

Странное чувство испытывал Елеся. С некоторых пор стало ему казаться, будто под ногами у него не твердо. Что вот-вот размякнет земля, по которой он так любил бегать, и начнет затягивать его своею маслянистой клейкостью. И в Москву-то он старался убежать, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения. Пока продолжалась возня с похоронами отца, неприятное чувство вростания в землю еще более усилилось. По вечерам, когда сказывалась усталость, казалось, будто ноги медленно, но неуклонно уходят в зыбучие пески.

Все это досадливо будоражило нервы.

— Бросить все и бежать… — тоскливо думал Елеся. — Вот завтра же велю запречь Чалого — и на станцию! — принял он, наконец, бесповоротное, как ему казалось, решение. Вечером возился в комнате отца. Под ножками изголовья кровати ясно обозначался квадрат люка, ведущего в подполье. Елеся вспомнил, как в детстве его пугали этим подпольем и как он панически его боялся. И сейчас, отодвинув кровать, он не сразу открыл люк, а довольно долго старался сообразить, стоит ли ему спускаться в это мышиное царство?

Любопытство взяло верх над инстинктивным отвращением. Елеся попытался приподнять западню — не тут-то было, — западня не поддавалась. Заинтересованный этим обстоятельством, он с улыбкой соображал, какой род сложного потайного механизма придумал его батя, чтобы уберечь от любопытного взгляда свою сокровищницу?