Мир приключений, 1926 № 05 - [36]
Но кто же была Дженам? Да, собственно, никто определенно. Иногда это была одна из наших двоюродных сестер, другой раз — другая. Нас всегда было три женщины с закрытыми лицами. Лоти в первый раз увидал наши лица, когда мы встретились потом в Париже.
Нас обвиняли в том, что мы обманывали Пьера Лоти. Но это неправда. Ради этого романа Дженам должна была жить и умереть. Ради романа же Лоти должен был поверить, что она умерла от любви к нему. В землю был опущен гроб с воображаемой Дженам. В память ее Лоти воздвиг маленький алтарь у себя дома, в Рошфоре. Должны ли мы были убивать его иллюзии? И не прекраснее ли иная ложь самой жизни?
Наша книга должна была быть лучшим из всех когда-либо появившихся в печати романов. Я, Мелек, не побоялась умереть, чтобы дать возможность Лоти описать живописные турецкие похороны. Почему бы не умереть и Дженам? Ее трагический конец был необходим для романа, и Лоти не написал бы так, если бы он только «воображал» ее смерть. Ведь, эта женщина излила ему всю свою душу, она умерла от любви к нему — и борьба турецкой женщины за свободу стала с тех пор священна для Лоти в память Дженам. А этого-то мы и хотели.
Каких только планов мы ни строили, чтобы наши свидания с ним были возможно романтичнее! Как мы старались, чтобы Лоти почувствовал всю грусть и пустоту нашей жизни! А какие письма мы писали! Напрасно Лоти говорит в предисловии, что героини никогда не существовали. Нас без труда узнали бы за легким покровом вымысла. Если мы хотели рисковать, нам необходимо было потом бежать. Если бы мы остались, нас ждала бы гибель. Если же мы убежим, у нас, все таки, есть надежда благополучно добраться до Парижа. И мы решили бежать, не откладывая. Мы знали, что это значит, может быть, на век проститься с Турцией. Мы никогда не сможем вернуться, пока на троне Абдул Гамид, но настанет же день, когда его смерть или революция освободят нас от этого отвратительного, преступного сумасшедшего и дадут женщине свободу!
Мы говорили себе, что будем жить во Франции, с нашими французскими родственниками, и все будет хорошо. Но судьба пожелала другого. Нам нужно было пережить еще много трагических глав. Но этого нельзя было избегнуть. Так было написано. Кисмет!
Нас часто потом упрекали, что мы не расчитали цену, которой придется расплачиваться за наш побег. Но разве кто-нибудь расчитывает перед лицом серьезной опасности? Нам казалось, что мы совершенно измучены этой безсмысленной гаремной жизнью и всегда мечтали о Франции. Мы воображали, что там все счастливы и свободны. Целью нашей жизни было работать для освобождения турецкой женщины, а бегство наше будет публичным протестом. Увы! нам и в голову не могло прийти, что мы всего только со сковороды бросаемся в огонь!
Правда, у нас не было недостатка в смелости. Даже наши самые строгие критики не отказывают нам в этом. Турецкие женщины в те дни не путешествовали. За семьями крупных чиновников следили днем и ночью. За нами же особенно усердно следили из-за нашей французской крови.
Наши слуги — греки и армяне, — были подкуплены и не отходили от нас. И, все таки, мы дошли до такого отчаяния, что решили бежать из этой страны, чтобы стать свободными.
Прежде всего надо было, конечно, достать паспорта. Их мы купили у одной польки — нашей учительницы музыки. К счастью для нас, она и ее две дочери уезжали в Египет, иначе она не могла бы продать нам паспорта. Одна из дочерей должна была ехать с нами в Париж, мать же уехала с фальшивыми паспортами с другой дочерью в Египет. Конечно, мы заплатили за это огромные деньги. Можно себе представить, сколько драгоценностей пришлось нам продать, чтобы уплатить по этому счету! Но другого выхода не было — кто дал бы нам паспорта?
Моя сестра была замечательной артисткой и великолепно исполняла роль матери. Она изучила все движения старой польки, переняла ее ужимки, интонации ее голоса и ее нарисованные горелой пробкой морщины и седые локоны были очаровательны. Я была ее дочерью и так как мне приходилось меньше разговаривать, я не так старательно, как она, изучала свою роль.
Все было готово к бегству. Прислугу мы разослали с разными поручениями. Снаружи у двери в гарем мы поставили пару туфель, чтобы хозяин гарема думал, что у нас посетительница. Этикет требовал, чтобы он не входил, если в гареме есть гостья. Мы должны были на сутки отправиться к нашим родственникам в деревню. Это давало нам время перейти турецкую границу прежде, чем наше бегство будет замечено. Под взглядами полиции и тайной полиции мы храбро вышли из дома наших знакомых — поляков и сели на восточный экспресс. Какое счастье, что никто не мог слышать, как бились наши сердца!
Мы очень старательно обдумали весь план, но он едва не потерпел крушения. В этот самый день отцу вдруг пришло в голову поехать вслед за нами к нашим родственникам в деревню. Оказалось, что они и не ждали нас. Но мы, все-таки, успели переехать через границу и были уже в Белграде, когда наши следы были найдены. Султан телеграфировал, чтобы нас арестовали, так как я была еще несовершеннолетняя, отец же поехал вслед за нами. Нас спасла только доброта наших сербских друзей, которые не желали, чтобы нас вернули на родину, где нас ждала неизбежная кара. В конце концов, мы добрались до Парижа — цели всех наших мечтаний в течение стольких лет.
