Мир приключений, 1925 № 01 - [29]

— Я находился в состоянии полнейшего смятения. Да и неудивительно! Подумайте только, ведь я был перенесен из самого сердца цивилизации в среду абсолютного варварства, и притом безо всякой вины с моей стороны.

— Я осмотрелся вокруг. На север от меня лежали холмы, совсем близко, на юг — река, на восток — болотистое место, на запад и юго-запад — снова холмы. Очертание местности было знакомо мне. Я вспомнил рельефную карту Лондона и его окрестностей, которую недавно изучал. Сомнения быть не могло: вся эта область, окружавшая меня, была областью, на которой построен Лондон.

— Так могло быть три или четыре тысячи лет тому назад, — рассуждал я сам с собою, и вдруг меня поразила ужасная мысль, что все это и происходит несколько тысяч лет тому назад.

— Но… — начал я.

Фипкинс нетерпеливо махнул рукой. — Право же, это единственное объяснение, — сказал он. Подумайте сами. Мы говорим обыкновенно о трех измерениях — длине, ширине и высоте, и совершенно не принимаем во внимание время. Предположим, что пуля, лежащая в дуле винтовки, имеет один дюйм в длину и летит в первую секунду после выстрела со скоростью трех тысяч футов. Ясно, что пролетая любую точку пространства, она будет длиннее одного дюйма, ибо в любую частицу секунды она занимает площадь большую дюйма. Если мы назовем эту частицу ¹/₂₀₀₀-ной секунды (протяжение времени, недоступное человеческому уму), то пуля будет длиною в один фут. Таким же образом, та же пуля, летя со скоростью тысячи пятисот футов в секунду, будет в тот же промежуток времени иметь шесть дюймов в длину. Ясно ли я выражаюсь?

Я смутно понимал, что в этом рассуждении есть какой то ложный вывод, но, горя нетерпением услышать дальнейшее о волках и других перепитиях этой истории, я только кивнул головой.

— Итак, наша пуля, находясь в движении, должна быть длиннее одного дюйма. Мы существуем в такой плоскости, где время должно рассматриваться, как расстояние. Под словом «время» мы подразумеваем непрерывное движение вперед. Мы не можем с точностью говорить о настоящем мгновении, ибо мгновение прошло, прежде чем мы успеем формулировать мысль о нем. Мы также не можем определить скорости его движения, хотя мы и приняли условный способ, основанный на движении земли, способ, вполне пригодный для практических целей, но и только.

— Следовательно, — я только высказываю предположение, — я проскользнул через трещину во вселенной, если можно так выразиться, в другую плоскость, где время имеет другую скорость движения; точно также, как если бы путешественник перешел из поезда, идущего со скоростью пятидесяти верст в час, в поезд, движущийся со скоростью двадцати пяти верст в час. Я предполагаю, что вступил в плоскость, где время отстало на четыре или пять тысяч лет от нашего. Понимаете?

— В данную минуту не хочу и пытаться понять. Расскажите же, что случилось с вами дальше, а вопрос о времени и местности мы обсудим после.

— Говорить о местности незачем. Дерево, на котором я нашел себе приют, стояло приблизительно на двести ярдов к западу от нас, скажем, у подножия Фэттер Лэн. Сидя на высоте двенадцати футов от земли, я думал обо всем этом и оплакивал свою несчастную судьбу. Я считал себя погибшим. Быть может, если бы я мог добраться до той точки, где вступил в этот юный мир, мне удалось бы возвратиться в мой век. Но подо мною стояли голодные волки, а я уже убедился, что их скорость передвижения значительно превосходит мою, так что мне ничего не оставалось делать, как сидеть на месте, пока они не уйдут или я не упаду прямо на них.

— Тут я вспомнил, что у человека есть защита против этих зверей, — огонь. Дерево, на котором я сидел, было чем то вроде сосны или ели и очень смолисто. Взобравшись повыше, я нарвал веток и свил из них факел. Сообразив, что при близком столкновении со зверьми мне полезно будет иметь запас огня, я не удовольствовался этим и, потеряв чуть ли не целый час, карабкаясь по сучьям, наделал себе полдюжины факелов, из которых каждый мог гореть по меньшей мере десять минут. Затем я приготовился спуститься. К этому времени я пришел в такое состояние духа, что был способен на все. То же, я думаю, было с волками: они следили за моими действиями с величайшим интересом, время от времени испуская нетерпеливый вой.

Но едва я спустился на фут или два, как они отступили. Я не верил своим глазам. Но нет, они, действительно, удирали по направлению к соседней чаще.

— Вот так то лучше, — подумал я. — Это трусливые звери и….

— Но тут мои размышления прервались, и я убедился, что они основаны на недоразумении. Волки удирали не от меня, как я гордо вообразил, а от чего то куда более страшного: от огромного зверя, покрытого рыжей с черными полосками шкурой. Из пасти его выдавались два ужасных изогнутых клыка, длиною не менее шести дюймов.

— Ух! — прервал Генри, весь превратившийся в слух, — да это был тигр с мечеобразными клыками! Я читал о нем в книжке, и — там была картинка…

— Думаю, вы совершенно правы, мой друг, — снисходительно сказал Фипкинс. — Я также видел изображение этого зверя, но, поверьте мне, никакая картина не могла бы дать правильного представления о страшном оригинале. Вряд ли я преувеличу, если скажу, что длиною он был, от морды до кончика хвоста, не менее двадцати футов.