Мир приключений, 1922 № 01 - [26]

Я вынул из ящика стола револьвер и, удостоверившись, что он заряжен всеми патронами, осветил всю квартиру и обыскал одну комнату за другой. Но без всякого результата. Не обнаружилось ни малейшего признака, что кто-либо тайком вошел в квартиру или вышел. Вернувшись в кабинет, я сел за стол и уставился на револьвер, лежавший передо мной на бюваре. Быть может, мысль моя работала слишком медленно, но прошло, думаю, не меньше четверти часа, прежде чем меня осенила довольно простая догадка, объяснявшая не только исчезновение косы, но и другие происшествия вечера. Желтый человек— выдумка; моя черноокая гостья искала вовсе не «Рафаила Филипса», а косу, — и нашла!

— Какой же я безнадежный дурак! — воскликнул я, ударяя кулаком по столу. — Не было никакого «желтого человека», а было…

Раздался звонок в прихожей. Я нервно вскочил с места, взглянул на револьвер и сунул его в карман сюртука прежде, чем пошел открыть.

На площадке лестницы стояли констэбль и полицейский агент, одетый в штатское.

— Ваше имя Бэртон Хэле? — спросил констэбль, заглянув в свою записную книжку.

— Да.

— Вас требуют сейчас в управление, в Боу-Стрит, для опознания женщины, которую нашли убитой в таксо-моторе на Стренде нынче вечером.

Я подавил восклицание ужаса.

— Но какое отношение…

Шоффер показал, что она вышла из вашей квартиры, потому что вы проводили ее на улицу, и ее последние слова были: «прощайте, м-р Хэле, я искренно сожалею, что потревожила вас». Так ли было, сэр?

Констэбль, прочитав официальным тоном по своему блок-ноту, взглянул на меня.

— Так, — ответил я, совершенно оторопев. — Сейчас иду.

Значит, я был несправедлив по отношению к моей несчастной незнакомке: ее рассказ о желтолицем человеке на лестнице оказался не выдумкой, а ужасающей действительностью!

III

Мой тягостный долг был выполнен; в обезображенных останках я опознал ту, которая меньше часа тому назад поразила меня своей красотой. Полиция была явно разочарована скудостью моих сведений об убитой, и даже как-будто недоверчиво отнеслась к моему рассказу. Как журналист, я должен был согласиться с его неправдоподобием, но кроме изложения обстоятельств, сделавших меня обладателем косы, и последующих событий, я не мог ничем помочь в этом деле. Таинственная коса не была найдена ни на убитой, ни в кэбе.

Итак, с этим тягостным делом все было покончено, если не считать, что я теперь находился под полицейским надзором. Я шел по Боу-Стриту, ломая голову над этой загадкой, в которой и я теперь был замешен. Само собой навязывалось предположение, что коса была какой нибудь священной реликвией, украденной из китайского капища, фанатические служители которого прилагают все средства, чтобы вернуть потерянное сокровище. Но такая гипотеза совершенно не объясняла роли красавицы — еврейки, а что она играла далеко не последнюю роль, в том я был уверен. Спокойное обозрение фактов показывало с очевидностью, что косу украла из моей комнаты именно она, а не кто либо другой; а какое-то третье лицо, — быть может, тот «желтолицый», о котором она говорила, — в свою очередь украл косу у нее и предварительно задушил ее.

Полицейская теория убийства (к я тоже склонен был принять ее) сводилась к тому, что убийца притаился сзади или сбоку кэба, или даже внутри него, так как он не был освещен. Он вскочил вслед за женщиной и напал на нее в то же мгновенье, как шоффер пустил в ход машину; если же он сидел внутри, то выполнить это было еще легче. Потом во время затора на одном из перекрестков он незаметно вышел, оставив в таксомоторе свою жертву, которая была обнаружена только у подъезда гостиницы.

Я знал, что во всем Лондоне можно только в одном месте узнать что — нибудь путное в связи с этим делом, и отправился туда. Это был тот самый «китайский кабачок», куда я направлялся в предыдущий вечер, когда странная встреча моя с матросом, обладателем злополучной косы, заставила меня изменить маршрут. Все подонки азиатского населения столицы рано или поздно наведываются в этот кабак, и я надеялся, приложив некоторое терпение, выполнить то, в чем, как-будто, уже отчаялась и полиция, — разоблачить убийцу.

Зайдя предварительно к себе, чтобы переодеться в поношенный костюм, который я всегда ношу во время подобных ночных прогулок, я поехал на автобусе в восточную часть города. Ночь была исключительно темная. Луна не взошла и тяжелые тучи заволокли все небо; опустелые улицы Ист-Энда представляли собою очень неприветливую, но достаточно привычную и нисколько не страшную мне картину.

Почти бессознательно я пошел почти тем же путем, как и в прошлую ночь; но если воля моя в данном случае бездействовала, то несомненно провидение мною руководило. Поэтическое торжество справедливости редко встречается в действительной жизни, но в эту ночь мне было суждено воочию увидеть, с какой быстротой иногда кара обрушивается на злодея.

Переулки, по которым я шел, были совершенно безлюдны. Большая обвешенная улица осталась далеко в стороне, и единственные звуки, свидетельствовавшие о продолжающейся человеческой деятельности, доносились с реки. И когда откуда-то слева донесся до меня крик, то в первое мгновенье я был искренно убежден, что это только плод разыгравшегося воображения, живо воскресившего эпизод прошлой ночи!