Мир под оливами - [2]

А если нужно — в рост идти под пули.

(В хвосте за хлебом у меня опять —

В который раз! — все карточки стянули…)

Меня соседки ели поедом:

— Раззява, растеряха, неумеха! —

Меня в свой черный список управдом

Занес, как неплательщицу, со вздохом.

Но главное, что сеяло испуг

Во мне самой и подрывало силы, —

Неясность, кто же враг тебе, кто друг;

На фронте это невозможно было…

И все–таки сейчас, через года,

Я поняла, солдаты, слава богу, —

Окопная кристальная звезда

В то время освещала нам дорогу.

И все–таки она нам помогла

Там, где житейские бушуют войны,

Не вылететь из тряского седла

И натиск будней выдержать достойно,

Уметь спокойно презирать иуд,

Быть выше злости, зависти, наживы,

Любить любовь, благословлять свой труд

И удивляться, что остались живы.

ТОГДА…

Это было сто лет назад,

Точнее, в послевоенное лето.

Только–только из старых солдат

Превратились мы в молодые поэты.

Мы были дружбе верны фронтовой

И потому богаты.

(Пусть нету крыши над головой,

Пусть нету еще зарплаты.)

— Где будешь спать?

— А зачем вокзал?

— Ну, значит, и я с тобою. —

Еще у друга полны глаза

Горячим туманом боя.

И все мы были войной пьяны,

Всем гадок был дух наживы,

Все были молоды,

Все равны

И все потому счастливы…

ВСТРЕЧА

Со своим батальонным

Повстречалась сестра —

Только возле прилавка,

А не возле костра.

Уронил он покупки,

Смяла чеки она —

Громыхая, за ними

Снова встала Война.

Снова тащит девчонка

Командира в кювет,

По слепящему снегу

Алый тянется след.

Оглянулась — фашисты

В полный двинулись рост…

Что ж ты спишь, продавщица? —

Возмущается «хвост».

Но не может услышать

Этот ропот она,

Потому что все громче

Громыхает Война,

Потому что столкнулись,

Как звезда со звездой,

Молодой батальонный

С медсестрой молодой…

НАШЕ — НАМ!

Наше — нам, юность —

юным, и мы не в обиде.

С. Орлов

Пусть певичка смешна и жеманна,

Пусть манерны у песни слова, —

В полуночном чаду ресторана

Так блаженно плывет голова.

Винограда тяжелые гроздья

Превратились в густое вино,

И теперь по артериям бродит,

Колобродит, бунтует оно.

А за маленьким столиком рядом

Трое бывших окопных солдат

Невеселым хмелеющим взглядом

На оркестр и певичку глядят.

Я, наверное, их понимаю:

Ветераны остались одни —

В том победном ликующем мае,

В том проклятом июне они…

А смешная певичка тем часом

Продолжает шептать о весне,

А парнишка в потертых техасах

Чуть не сверстницу видит во мне!

В этом спутник мой искренен вроде,

Лестно мне и немного смешно.

По артериям весело бродит,

Колобродит густое вино.

А за маленьким столиком рядом

Двое бывших окопных солдат

Немигающим пристальным взглядом

За товарищем вставшим следят.

Ну а тот у застывшей певицы

Отодвинул молчком микрофон,

И гранатой в блаженные лица

Бросил песню забытую он —

О кострах на снегу, о шинели

Да о тех, кто назад не пришел…

И глаза за глазами трезвели,

И смолкал вслед за столиком стол.

Замер смех, и не хлопали пробки.

Тут оркестр очнулся, и вот

Поначалу чуть слышно и робко

Подхватил эту песню фагот,

Поддержал его голос клариега,

Осторожно вступил контрабас…

Ах, нехитрая несенка эта,

Почему будоражишь ты нас?

Почему стали строгими парни

И никто уже больше не пьян?..

Не без горечи вспомнил ударник,

Что ведь, в сущности, он барабан,

Тот, кто резкою дробью в атаку

Поднимает залегших бойцов.

…Кто–то в зале беззвучно заплакал,

Закрывая салфеткой лицо.

И певица в ту песню вступила

И уже не казалась смешной…

Ах, какая же все–таки сила

Скрыта в тех, кто испытан войной!

Вот мелодия, вздрогнув, погасла,

Словно чистая вспышка огня.

Знаешь, парень в модерных техасах,

Эта песенка и про меня.

Ты грядущим, я прошлым богата,

Юность — юным, дружок, наше — нам.

Сердце тянется к этим солдатам,

К их осколкам и к их орденам.

МОЙ КОМИССАР

Не в войну,

Не в бою,

Не в землянке санвзвода —

В наши мирные дни,

В наши мирные годы

Умирал комиссар…

Что я сделать могла?

То кричал он в бреду:

— Поднимайтесь, ребята! —

То, в сознанье придя,

Бормотал виновато:

— Вот какие, сестренка, дела…

До сих пор

Он во мне еще видел сестренку —

Ту, что в первом бою

Схоронилась в воронку,

А потом стала «справным бойцом»,

Потому что всегда впереди,

Словно знамя,

Был седой человек

С молодыми глазами

И отмеченным шрамом лицом.

След гражданской войны —

Шрам от сабли над бровью…

Может быть, в сорок первом,

В снегах Подмосковья

Снова видел он юность свою

В угловатом, застенчивом,

Дерзком подростке,

За которым тревожно,

Внимательно, жестко

Все следил краем глаза

В бою…

Не в эпохе,

Военным пожаром объятой,

Не от раны в бою —

От болезни проклятой

Умирал комиссар…

Что я сделать могла?

То кричал он, забывшись:

— За мною, ребята! —

То, в себя приходя,

Бормотал виновато:

— Вот какие, сестренка, дела…

Да, солдаты!

Нам выпала трудная участь —

Провожать командиров,

Бессилием мучась.

Может, это больней,

Чем в бою…

Если б Родину вновь

Охватили пожары,

Попросила б направить меня

В комиссары,

Попросилась бы

В юность свою!

* * *

На полыни водку настояла,

Позвала товарищей — солдат.

Нас осталось мало, очень мало.

А года ракетами летят…

Мы счастливые, конечно, люди:

Встретили победную зарю!

Думаю об этом как о чуде.

Сотни раз судьбу благодарю…

Ну а те, кто не дошел до Мая,

Кто упал, поднявшись в полный рост?..

Первый тост за павших поднимаю,

И за них же наш последний тост,

Сдвинем рюмки, плечи тоже сдвинем,