Мир открывается настежь - [42]

— Я не против приспособлений, — сказал Найденов, не заметив в лице начальства никакого раздражения. — Но этот Курдачев делает их без чертежей и расчетов, без утверждения документов, дающих цеху право на дополнительные расходы. — Он напыжился, словно ожидая награды.

Женщины стояли за станками, но даже по их спинам я видел, до чего же им хотелось услышать, что решит сейчас высокое начальство. Я исподлобья смотрел на Унковского, еще не зная, бросить ли все к черту или настаивать на своем.

— Затраты невелики, — сказал Унковский Найденову, — а выгода значительная. Пусть делает.

Найденов сморщился так, будто проглотил какую-то гадость, и мелкими шажками засеменил за директором.

Я ничуть не торжествовал:

— Найденов все равно меня съест.

— Дудки, Георгий Алексеевич! — Анисимов засмеялся, потер руки и вдруг перешел на «ты». — Теперь без разрешения Унковского тебя уволить нельзя. А ты понял, почему раскипятился Найденов? Ты же его, так сказать, ограбил. Не понимаешь? Если бы ты посоветовался с ним, он бы одобрил твою мысль, обещал над нею подумать, а потом принес бы чертежик и получил бы за твою идею денежки. Вот тогда тебе беспрепятственно разрешили бы делать что угодно, а Найденов стал бы твоим покровителем.

— Черт с ним, — тряхнул я головой. — Но страху-то я натерпелся.

Теперь Унковский частенько к нам наведывался. А цех богател: завалы деталей были расчищены, работу стали приносить из других цехов, женщины получали за неполную смену больше, чем квалифицированные металлисты. Однако как следует развернуться мы не могли. Какие-то идиоты давным-давно установили потолок наивысшего дневного заработка. Что же оставалось станочницам? Как только подсчитают, что дальше потеть у станка бессмысленно, то идут до конца смены гулять. Однажды директор увидел пустые станки, вздернул брови, грозой двинулся на Анисимова:

— Где люди, почему не работают? Это вы их распустили? Немедленно собрать!

За женщинами побежали их товарки, а Унковский потребовал у мастера объяснений.

— Спросите самих женщин, — бесстрашно ответил Анисимов.

Работницы шумно толпились перед директором, уставляя руки в бока, размахивая косынками и полушалками. Голос Анисимова тонул в криках.

— Тихо! — вдруг рявкнул Унковский, налившись свекольной кровью, и женщины от неожиданности примолкли. — Буду считать ваши отлучки прогулами и увольнять.

Выступила Зинаида грудью на директора:

— За что же это, господин директор? Смотрите, бабы, они желают, чтоб мы гнули спины задарма!

— Хрен на постном масле! Не выйдет!

Женщины завопили так, что у меня заныло в ушах. Я стоял в сторонке, ожидая момента, когда нужно будет вмешаться.

Унковский помотал головой, словно от зубной боли; очевидно было, что с женщинами разговаривать он не умел. Анисимов чуть не в самое ухо пояснял ему суть бабьего бунта.

— Нужно снизить расценки, — придумал директор.

Еще бы минута, и от него остались бы клочья; но Анисимов загородил директора, и женщины отступили.

— Выберите трех человек, с которыми можно говорить, — поднял руки Унковский и чуть ли не бегом затрусил к выходу.

Женщины пребольно вытолкали следом за ним Анисимова, Зинаиду и меня.

— Черт знает что такое, — поругивался Анисимов. — Слабый пол… Мегеры какие-то!

— Настрадались бы вы с наше, — вздохнула Зинаида, — всякое бы терпение лопнуло — хоть на штыки.

— Может быть, и придется, — неосторожно заметил я, подтвердив какую-то догадку Анисимова.

Мастер поймал меня за рукав:

— Понял, понял, Георгий Алексеевич, кто ты такой!.. Но не уразумею, — он понизил голос, — ведь ваши же против войны, а сами…

— Нет противоречия. Подумайте… Мы — за войну, но совсем другую.

Унковский успел уже остыть и выслушал нас со вниманием делового человека. Анисимов и Зинаида говорить доверили мне.

— Мы не возражаем против снижения расценок наполовину, — немного волнуясь, приступил я, — но при условии, если администрация отменит лимит заработка и впредь расценки пересматривать не будет.

Директор быстро забегал пером по бумаге, что-то прикидывая, и внушительно поднялся:

— Я согласен, господа. Взаимная выгода очевидна. Завтра выйдет приказ по заводу. Можете быть свободны.

…Кассир, мусоля пальцы, прикасаясь ими то к напомаженным волосам, то к стопкам монет и кредиток, выдавал зарплату. Женщины шевелили губами над расчетными книжками, радостно смеялись.

— Вашей книжки нет, — сердито произнес кассир, глянув поверх очков.

Мне показалось, что меня захлестнули арканом. Перед глазами зарябили булыжники мостовых, возник за пустым трактирным столиком старик, протягивающий заношенную тряпку. Я бросился к Анисимову.

— Не паникуй раньше времени. Схожу в контору, узнаю. — Но он и сам встревожился.

Пока он не вернулся, я не мог ни за что взяться. Взвешивал свои поступки, которые могли бы меня выдать, и находил, что их вполне достаточно. Вспомнил рабочих, с которыми говорил довольно откровенно, и убеждался, что не на всех можно было положиться. Или это Найденов выбрал момент, чтобы побольнее меня пристукнуть?

Анисимов ничем не мог меня успокоить. Он сказал, что расчетную книжку потребовал сам директор.

Ни Лешу, ни тетю Полю я решил покамест не волновать. На всякий случай перебрал все свои вещи, кое-какие бумажки изорвал и сжег, хотя они не могли особенно повредить; и неожиданно поймал себя на том, что думаю о завтрашнем дне без горечи, уже ко всему готовый.