Мир одного дня - [68]

Как бы теперь ни назывался Иммерман, он определенно занимает очень высокий пост, подумал Ом. Возможно, он член всемирного совета. Только у столь высокопоставленного и влиятельного лица может быть отдельная квартира, да еще такая большая, которой он к тому же редко пользуется. И только очень высокопоставленное лицо может нарушать день, когда вздумается. Интересно, под каким предлогом он это сделал. Впрочем, неважно. Важно то, для чего Иммерман прибыл сюда.

— Дедушка, — начал Ом. — Можно мне вас так называть?

— Мне это будет приятно. Никто еще меня так не называл. Я вынужден был лишить себя общества моих внуков. Правда, если я не познал радости общения с ними, то избавился также от горя и забот, с ними связанных. Да, можешь называть меня дедом. — Иммерман помолчал и спросил с улыбкой: — А как прикажешь называть тебя?

— Что? A-а, понимаю. Сегодня суббота — зовите меня Чарли.

Иммерман чуть заметно покачал головой и подал знак. Мадж подошел к ним и сказал:

— Слушаю.

— Принеси нам, пожалуйста, чаю. Возможно, наш гость к тому же голоден. Съешь что-нибудь, Чарли?

— Если нетрудно, парочку протеиновых пирожков. Я почти не завтракал.

— Следовало ожидать. При твоем образе жизни… сегодняшнем, хочу я сказать. Ты удивительный человек, Чарли. Пусть ты не единственный дневальный, назначенный советом иммеров, в своих ролях ты уникален. Уникально и то, как ты вжился в эти роли… скорее, в эти личности. Я верю, что ты на самом деле каждый день становишься другим человеком. В каком-то смысле это достойно восхищения, в другом смысле — опасно.

«Начинается, — подумал Ом. — Приближаемся к цели моего визита. Это не просто встреча двух родственников».

— Можно, я немного похожу, пока не подали чай? — спросил он. — Я сегодня не сделал привычных упражнений, поэтому чувствую себя застывшим и неуклюжим. Мне лучше думается, когда мускулы расслаблены и кровь течет быстрее.

— Будь как дома.

Немного стесняясь, Чарли встал и начал ходить взад-вперед. Он дошел до двери, повернул, остановился в нескольких футах от Иммермана и опять повернул. Старик — хорош старик, выглядит на каких-нибудь пять лет старше своего внука! — сидел, скрестив руки, и наблюдал за ним, едва заметно улыбаясь. Пока Чарли прохаживался, в комнату вошел громадный сиамский кот. Постоял, пристально глядя на Ома голубыми глазищами, потом направился к Иммерману и вскочил ему на колени. Там котище свернулся, а Иммерман стал гладить его.

— Минг — мой первый и единственный любимец, — ласково сказал он. — Минг Беспощадный. Не знаю, известно ли тебе это имя. Он почти так же стар, как и я. В объективных годах, конечно. Время от времени я его каменирую.

Чарли оторвал взгляд от стенных полосок — он только что увидел на одной из них нечто, что его поразило.

— Все равно Мингу должны были тоже дать эликсир, раз он живет так долго. Правда?

— Правда. Только это не эликсир. Это биологическая форма, настоящий живой организм, хотя создан он искусственно. Он очищает артерии от отложений и много чего еще делает. В частности, подавляет фактор старения в наших клетках. Я не знаю, как он делает это, хотя долго пытался выяснить.

Ому не доставили удовольствия эти откровения. Можно подумать, деду безразлично, что его внук будет знать много лишнего. А это может значить, что внуку не дадут передать эту информацию кому-либо еще. Но может ли человек быть таким объективным, таким черствым, чтобы вот так избавить себя — и семью — от собственной плоти и крови? Может, еще как может. Семья иммеров потому и прожила так долго, что ее лидеры вели себя объективно и логично. Возможно, Иммерману и тяжело избавиться от собственного внука, но он сделает это, если будет вынужден. Прежде всего семья, а отдельные ее представители — это дело десятое.

— Я не знал, — сказал Чарли. Во тьме его мозга как будто приоткрылась щелка, и в ней блеснул огонек. Вайатт Репп? Да, Репп говорил ему что-то. Чарли прислушался и сказал вслух, пока узнанное не исчезло вновь во тьме:

— Минг Беспощадный был главный злодей в целой серии древних книжек и кинофильмов. А героя звали Флэш Гордон.

Иммерман слегка удивился, потом улыбнулся:

— Да, они были очень популярны в двадцатом веке Старой Эры. Не думал, что это известно кому-то, кроме нескольких ученых. Я недооценил тебя, внучек.

— Я ведь не только Чарли Ом — бармен, сорк и выпивоха.

— Я знаю.

— Думаю, вы знаете обо мне все. Надеюсь, вы достаточно хорошо меня знаете — достаточно понимаете меня, чтобы поверить — я не могу быть опасен для вас… для иммеров.

Иммерман улыбнулся с искренним удовольствием:

— Значит, ты понимаешь, зачем я вызвал тебя сюда. Это хорошо.

«Мне это ничего хорошего не сулит», — подумал Ом.

Он собирался что-то сказать, но тут одно из лиц на полоске вдруг увеличилось и заняло собой все его сознание. Ом задрожал. Этого лица не могло быть здесь. Он отвернулся, но его голова, словно на шарнирах, сама собой повернулась обратно. Лицо осталось там, где было.

Экран показывал большую площадку недалеко от верха башни, третью от конца. На площадке стояли фигуры из прошлого, «Вымершие типы гомо сапиенс». Лицо, пресекшее рассеянный обзор Ома, врезавшееся в него, как бревно на мелководье врезается в днище лодки (и грозит распороть его), принадлежало персонажу семнадцатого века. Насколько понял Ом, эта группа фигур представляла короля, королеву и их двор. Судя по костюмам, это мог быть период «Трех мушкетеров». Значит, король — Людовик XIII, а королева — Анна Австрийская. Фигура с лисьей физиономией в красных кардинальских одеждах — не иначе как Ришелье.