— Да, ты права. Сейчас слишком рано, чтобы созерцать меня в голом виде. — Нагнувшись, он поцеловал ее в губы. — Ну как, попьем кофе и поболтаем? Или сначала поспим?
Она сощурила свои темные глаза, и на ее лице появилось нечто, что он назвал бы подзором подозрения. Вроде тумана, который остается, если дохнуть на зеркало. Подзор подозрения.
— Ты разве забыл? Я проспала целых шесть часов перед каменированием, и ты сказал, что тоже вздремнул часок, пока я спала. И проснулся вместе со мной — ты так сказал.
Ты никогда не ложишься спать после того, как вздремнешь. Почему это вдруг тебя потянуло на боковую?
Будь он Бобом Тинглом, он помнил бы, что ей говорил. Но он все еще был Джеффом Кэрдом, которого тревожили вчерашние события и мучили сегодняшние недоделки. Манекен. Надо его срочно спустить.
Он приказал себе унять брожение внутри. Прихлопнуть его твердой, спокойной рукой. И сказал:
— Я ж не часовой механизм. Не заведенный. Бывает, что и по собственной воле поступаю. Ну, хочешь, назови это капризом. Или несварением желудка.
— У тебя был нисколько не сонный и не усталый вид, когда ты выскочил из ящика, точно чертик из табакерки.
Еще до женитьбы на ней он знал, что она — настоящий радар, настроенный на все непривычное, телеканал для почти параноидальных волн. Она подозревала в недобром умысле даже диктора, читающего прогноз погоды, если вдруг шел дождь вместо обещанного «ясно». Может быть, это несколько преувеличено, но не слишком. Как Джефф Кэрд он никогда бы на ней не женился, даже встречаться с ней долго не стал бы. Как Боб Тингл он влюбился в нее. Сейчас он как Кэрд испытывал к ней неприязнь, возмущался ее подозрительностью и спрашивал себя, как это его угораздило связаться с этой скелетиной. Да нет, это не он с ней связался. Это сделал Тингл.
Чувство, близкое к панике, вновь охватило его. Скрытый спрут, которого видел и чувствовал только он один. Но кто «он»? Не один Кэрд. Кэрду не пришли бы в голову выражения вроде «подзора подозрения» или «скрытого спрута». Тингл пытался вылезти на свет, но ему это не удастся, пока Кэрд не улучит минутку, чтобы проделать церемонию введения, ритуал снятия камня с гробницы Тингла, погребенного в его мозгу, и передачи ему всех прав на это чумовое чудо, именуемое по средам жизнью Тингла. При этом Кэрд не исчезнет бесследно. Если бы он каждый раз исчезал, Кэрд-Тингл был бы бесполезен в своей роли иммера, имеющего определенное задание. Джефф Кэрд был первоосновой, оригиналом.
— Чертик из табакерки! — откликнулся он с улыбкой. — А как насчет того, чтобы впустить чертика в табакерку? В твою табакерку? — Он снова поднял ее и закружил. — Пошли?
— Нет уж, — улыбнулась она. — Поставь-ка меня. Ты же знаешь, мне надо поупражняться. Ну а потом… я, как тебе известно, не фригидна.
Он поставил ее на пол.
— Нет, но мне порой непонятно, как действует твой термостат. Ладно. Как скажешь, Пуантик. Твои желания — мои желания. Ты приготовь кофе, а Тингл пойдет потинглает.
Такого Кэрд тоже никогда бы не сказал. Как видно, исконный имидж все-таки потихоньку искореняется.
Надо это прекратить, подумал Кэрд. По крайней мере, снизить темп. Это знак, что Тингл маячит на пороге среды и может вылезти даже без моего ритуала. Только теперь не время экспериментировать. Слишком опасно.
— Ты ходил в туалет перед самым каменированием, — сказала Нокомис.
Ой-чой! И как это Тингл ее терпит?
Кэрд был рад, что не сказал этого вслух. Среде это междометие было незнакомо — в этот день в Манхэттене царили не китайские, а индейские и бенгальские традиции. Услышь это Нокомис, ее подозрения дошли бы до точки кипения.
— Да, и опять хочу, — сказал Кэрд. Он прошел по коридору в ванную, которая была справа, и сел на крышку унитаза. Он отметил, что вторничник забыл сменить туалетную бумагу — с катушки свисали три одиноких клочка. Но из-за такой мелочи не стоило оставлять на пленке выговор.
Кэрд закрыл глаза и ушел в мир, где не существовало ни звуков, ни трения. Перед ним в полную величину висел плотный, яркий образ его самого как Кэрда. Глядя на него, фигурально говоря, одним глазом, он обратил второй глаз, тоже воображаемый, вовнутрь. Поначалу этот глаз видел одну только тьму. Потом в ней возникло множество слабо натянутых линий, серых на черном. Они исходили из бездны в глубинах тела и уходили мимо глаза в бездну вверху. Кэрд выпрямил их так, что они туго натянулись и загудели от напряжения. Он еще растянул концы — не зная, где эти концы, собственно, находятся, — так, что стало казаться, будто линии, светящиеся теперь холодным огнем, вот-вот лопнут Кэрд включил нагрев — то есть начал подавать импульсы энергии в виде комет, каждый из которых ударял в свою линию и впитывался ею, хотя и не до конца. Оставшееся тепло скатывалось вдоль по линии, как восковые капли со свечи. Они сами выбирали, в какую сторону скатываться. Там, в голове у Кэрда, не существовало веса.
Ни веса, ни вкуса, подумал он. Хотя как знать. Эти, капельки были аппетитны, словно горячая подливка.
Силовые линии должны были подавить его, Кэрда, и вызвать к жизни Тингла, который, восстав из глубин сознания подобно духу Самуила, вызванного Эндорской волшебницей