Эта их беседа происходила три обгода назад.
Теперь Энтони Хорн тихо произнесла:
— Ты ненавистен Богу.
— Что?
— Не будь таким смущенным и виноватым. Под Богом я, конечно, подразумеваю Кастора. Кастор ненавидит тебя и хочет до тебя добраться. Вот почему я должна была тебе об этом сообщить.
— Но почему? Я хочу сказать — почему он меня ненавидит? Из-за того, что я его арестовал?
— Ты попал в точку.
Вся та операция направлялась и контролировалась иммерами. Хорн, тогда генерал-лейтенант, лично отдала ему приказ взять Кастора под стражу. Кэрд отправился к Институту Ретсолла и будто бы случайно оказался на месте в момент осуществления заговора. Двое иммеров разгромили лабораторию, а обвинили в этом Кастора. Последний впал в буйство и набросился на тех двоих, вне себя от того, что его так подставили. Кэрд отвез его в ближайшую больницу, как предписывалось органическими правилами. Но вскоре после этого суд, где выступала экспертом доктор Наоми Атлас, тоже иммер, направил Кастора в Экспериментальную психическую клинику Тамасуки на Западной Сорок девятой улице. С тех пор его никто не видел, кроме Атлас и трех сестер первого класса. Причем одной только Атлас разрешалось разговаривать с ним.
— На твоем месте мог бы оказаться любой другой, — сказала Хорн. — Любой, кто его бы арестовал. Тебе просто не повезло. — Она снова пригубила джин, поставила бокал и спокойно продолжила: — Он в какой-то степени манихеец. Вселенную он делит на добро и зло, так же как и время. Зло — это тенденция космоса вернуться к случайному порядку событий. Однако случаем должен кто-то управлять…
— Как, черт возьми, можно управлять случаем?
— Не спрашивай меня, — пожала плечами Хорн. — Кто я такая, чтобы задавать вопросы Богу? Нельзя же требовать от безумца, чтобы он рассуждал логически. Кастор свои шизофренические противоречия разрешает без труда, и в этом он отнюдь не одинок. Важно то, что думает он сам. Его божественная мудрость и проницательность открыла ему, что ты — Тайный и Злонамеренный Управитель Случая. Он именует тебя Сатаной, Вселенским Зверем, Вельзевулом, Ангра Майнью и не упомню уж, как еще. Он сказал, что разыщет тебя и сокрушит, и ввергнет тебя в бездну, с воем и скрежетом зубовным.
— Почему же мне раньше об этом не говорили?
— Напрасно ты так возмущаешься. Люди могут заметить. Не говорили, потому что в этом не было надобности. Ты же знаешь, мы стараемся свести все взаимные связи до минимума. Атлас рассказывала о Касторе одной только мне, да и то в — немногих словах, и делала это на разных приемах и общественных мероприятиях. — Энтони помолчала немного, потом опять перегнулась через стол и заговорила еще тише: — Приказано его каменировать и спрятать тело, если это возможно. Если невозможно — убить его.
Кэрд слегка вздрогнул, потом вздохнул:
— Я знал, что когда-нибудь до этого дойдет.
— Мне это отвратительно, — сказала Тони. — Но этого требует общее благо.
— Благо иммеров, ты хочешь сказать.
— Не только. Кастор безнадежный маньяк и представляет опасность для всех, кто попадется ему на пути.
— Я никогда еще никого не убивал.
— Но ты способен на это. И я способна.
Кэрд потряс головой:
— Да, так показали наши психотесты, но они ведь не на сто процентов точны. Я узнаю это, только когда должен буду сделать — и, возможно, не смогу.
— Сможешь. Ты поймаешь его и сделаешь то, что должен будешь сделать. Послушай, Джефф…
Она положила ладонь на его руку и посмотрела ему в глаза. Он замер.
— Я… — Она прочистила горло. — Я получила сегодня решение совета… насчет Ариэль. Мне жаль, искренне жаль, Джефф. Но…
— Ей отказано!
Тони кивнула:
— Они говорят, что она слишком нестабильна. Психопроекция показала, что она чересчур обременена социальной ответственностью. Рано или поздно она сломается и выдаст все властям. А если не сделает этого, то ее ждет психический срыв.
— Они не могут знать этого наверняка, не могут, — бормотал Кэрд.
— Вероятность достаточно велика. Они не вправе рисковать.
— И апеллировать сейчас бесполезно, — хрипло заметил он. — Не тот случай. Скажи мне — это решение окончательное или можно снова к ним обратиться через пять лет? В конце концов, Ариэль только двадцать. Может, она еще повзрослеет.
— Можешь тогда попытаться еще раз. Однако психопроекция…
— Довольно, — сказал он. — У тебя все?
— Прошу тебя, Джефф. Не так уж все плохо. Ариэль вполне может быть счастлива, и не будучи иммером.
— Ариэль, но не я — только это, полагаю, значения не имеет. Сначала они отвергли Озму, теперь — Ариэль.
— Ты же знал, становясь иммером, что такое возможно. От тебя ничего не скрыли.
— Ну, теперь-то у тебя все?
— Давай, Джефф — убей гонца, принесшего дурную весть.
Он погладил ее руку:
— Ты права, а я нет. Просто… мне так обидно за нее.
— И за себя тоже.
— Да. Можно мне теперь уйти?
— Да. Ох, Джефф, только не плачь!
Он достал из сумки платок и вытер слезы.
— Наверное, тебе сейчас лучше побыть одному, Джефф.
Она встала из-за стола, он тоже. Он пропустил ее вперед, поскольку она была выше по званию. Когда она остановилась, чтобы кассир мог вложить счет в ее опознавательный диск, он прошел к выходу, сказав тихо:
