Мир обретённый - [98]

— Здесь живёт семья Милославски?

Девушка вошла в квартиру, что удивило хозяйку. Работники FedEx всегда ждали на пороге. Это неожиданное вторжение покоробило её, но, возможно, девочка только-только поступила на работу. Миссис Милославски взяла посылку.

— Где расписаться?

— Это необязательно, — ответила девушка.

И тут миссис Милославски показалось, будто её сознание помутилось, всё вокруг стало каким-то нереальным. Она всё ещё держала маленький пакет, но оказалось, что она не в силах контролировать собственные руки, да что там руки — ей не подчинялось всё тело! «Да что же это со мной?» — произнесла она по-русски, но только мысленно, потому что губы её не слушались.

А затем в её голове ясно и отчётливо прозвучал другой голос, сказавший по-английски:

«Спать».

Миссис Милославски подчинилась и скользнула в неизвестно откуда прихлынувший сон.

* * *

Алли взяла на себя контроль над миссис Милославски, и в ту же секунду тело девушки из FedEx свалилось на пол. Алли усыпила тушку так глубоко, что разбудить её не смогло даже падение. Алли попыталась усадить спящую в кресло, но, будучи теперь в теле пожилой женщины, нашла, что сделать это не так-то просто. У её хозяйки болели колени, болела спина, она была слаба и грузновата. В конце концов Алли удовлетворилась тем, что проволокла девушку по полу и прислонила к стене.

Алли дала миссис Милославски на вид лет пятьдесят пять — пятьдесят шесть. У неё были тёмные волосы с проседью и усталые, запавшие глаза. Хотя, возможно, женщина была моложе, чем думала Алли, просто испытания, выпавшие ей на долю, состарили её до времени.

Алли выпрямила ноющую спину и осмотрелась. Скромная обстановка, мебель потёртая, но вполне ещё ничего. Старый плохонький телевизор передавал утреннее ток-шоу. Алли выключила его. В коридор выходили двери трёх спален.

В открытую дверь комнаты хозяев была видна двуспальная кровать, ещё не заправленная. Вот вторая спальня — её превратили в швейную мастерскую. Третья дверь, в конце коридора, была плотно закрыта.

Алли глубоко, прерывисто вдохнула, потянулась к ручке, повернула, затем медленно открыла дверь.

Между наполовину раздвинутыми шторами в комнату лился утренний свет. На фотографиях, висящих на стенах, Алли увидела улыбающегося мальчика — она сразу узнала его, хотя он и выглядел гораздо моложе. Чистый, без пылинки письменный стол, на котором стояло в ряд несколько книг, с обеих сторон подпёртых специальными мраморными подставками: «Над пропастью во ржи», «Игра Эндера» и все три тома «Властелина колец». Всё в помещении говорило о том, что оно принадлежало нормальному, обычному мальчику — до того, как этот мальчик стал тем, чем стал.

Алли продолжала скользить взглядом по комнате. Постеры рок-групп на стене. На полках — спортивные призы. Алли направляла свой взгляд куда угодно, только не в центр комнаты. Но в конце концов больше смотреть стало не на что, и она сосредоточилась на капельнице с молочно-белой жидкостью. Затем провела глазами по тонкому шлангу, выходящему из капельницы и заканчивавшемуся иглой, введённой в руку на сгибе локтя. Кисть этой самой руки загибалась внутрь, а пальцы скрючились, полностью атрофировавшись за годы бездействия. Только теперь Алли набралась мужества, затаила дыхание, подняла глаза на лицо лежащего...

...и ахнула.

На постели лежал человек с кожей землистого цвета, с провалившимися щеками. Не юноша, а мужчина. Лицо покрывала четырёх-пятидневная щетина — видимо, регулярное бритьё в число приоритетов при сложившихся обстоятельствах не входило. Узкие губы, рот чуть приоткрыт, а волосы над бледным лбом уже начали редеть.

Алли решила было, что произошла ошибка, это не может быть Милос... и всё же она знала, что это он. В Междумире Милос оставался неизменно шестнадцатилетним, тогда как его тело старилось. Он лежал в коме одиннадцать лет. Ему уже перевалило за двадцать семь.

Она отвела глаза и нечаянно увидела своё отражение в зеркале. То есть, не своё. Это было отражение женщины, тело которой она украла. Женщины, чей сын лежал сейчас перед ней на кровати.

Алли взглянула на пакет, который держала в руках, и, испугавшись, что передумает, резко разорвала упаковку и вынула шприц.

Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал ей, что однажды она совершит преднамеренное, обдуманное убийство, она бы не поверила. Алли привела бы множество доводов, почему она абсолютно неспособна на такое страшное преступление, уверила бы, что в любой ситуации сумеет найти другой, лучший способ уладить дело. Как же она была наивна и самонадеянна, полагая, что суровые законы необходимости и немыслимые обстоятельства над нею не властны! Алли могла сколько угодно твердить себе, что совершает акт милосердия, но в глубине души она знала, что лжёт самой себе. Она совершает диверсию. Террористический акт. Ни много ни мало политическое убийство.

«Если я это сделаю, — говорила себе Алли, — то буду ничуть не лучше, чем Мэри. Ниже пасть невозможно. После этого я стану хладнокровным убийцей и с этим уже ничего не поделаешь».

Так что вопрос стоял так: способна ли Алли Джонсон пожертвовать всем тем, что осталось от её чистоты и невинности, ради спасения живого мира?