Мир не меч - [26]

Лаан, наверное, стреляет – я ничего не вижу, не слышу, только стараюсь не упасть и не потерять сознание. Я отключился от всей группы – на сегодня я не связующий, а неизвестно что, потенциальная жертва комы и труп. Меня удерживает в сознании только одна мысль – Кира же как-то продержался. Значит, и я смогу…

И все же сначала я теряю сознание и падаю, а потом уже ребята добивают тварь. Мне опять везет, хотя я об этом не знаю: дохлый оглоед не падает на меня, валится на другой бок. Пока Кира хлопает меня по щекам и растирает руки, Лаан и Хайо препираются, кто нанес последний решающий удар, Лаан пулей в крошечное ушное отверстие или Хайо голыми руками, пробив твари кадык и вырвав трахею.

Из этих разборок я понимаю, что, когда я упал, оба бросились вплотную к оглоеду и в те секунды, что он приходил в себя после пребывания с задранной к потолку головой, успели его прикончить. Вот такие у меня друзья.

– Ребята, вы с ума сошли? – Я валяюсь на туше и чувствую себя вправе читать им нотации. Броситься с голыми руками на оглоеда, который прекрасно работает не только зубами, но и лапами, – это уже театр абсурда какой-то.

– На себя посмотри, – мотает головой изумленный своим подвигом Хайо. – Ты что учудил?

– А это не я придумал, – усмехаюсь. – Это Кира начал. Мы так своего и прикончили.

– Вы даете, – щиплет себя за бороду Лаан. – С ума сегодня все посходили.

– Сам-то, – смеется Хайо, – вот уж кто помолчал бы.

– Ну, я же знал, что у него в такой позе пережимается артерия и секунды две он будет безопасен. А ты-то, а?

– Заканчивайте меряться идиотизмом, – ворчит Кира. – Пошли отсюда. Пусть менестрели нас в балладах воспоют. Потом. А я хочу помыться и поспать.

Этого хотим мы все. Маршрут мы специально рассчитали так, что вошли в дальнем от дома конце. А отсюда метров пятьсот по тоннелю и еще минут двадцать пешком.

Дороги по поверхности я почти не помню. Нас кто-то подвез, кажется, водитель маршрутки – в легковую мы едва ли поместились бы. Рисковый человек – подсадил пятерку грязных, испачканных в крови мужиков. Лаан так и не убрал пистолет в кобуру. Не знаю, уговаривал он водителя добрым словом или добрым словом и пистолетом, но нас довезли до подъезда.

За время нашего отсутствия квартира опять изменилась. Наказание какое-то. Все мы регулярно лишаемся каких-то вещей, оставленных в ней, а иногда обнаруживаем, что во всех пяти – или шести – или трех комнатах нет ни одной койки, или туалета, или кранов с водой. Но без квартиры не обойтись никак – мы можем пройти на эту завесу только через эту окаянную «нехорошую квартирку». Очередная насмешка Города.

На этот раз обстановка напоминает дворец какого-нибудь восточного эмира или паши. В общем, кого-то эдакого, в чалме и халате. Ковры повсюду – на стенах, на полу. В ближней комнате – кальян. Я с подозрением заглядываю в ванную и замираю, не веря усталым глазам. Ванная приобрела размеры футбольного поля, и посредине красуется огроменная синяя ванна-джакузи, расписанная золотой и красной эмалью. Рисунки – сугубо порнографического свойства – представляют собой все многообразие цветов и поз секса.

– Мамочки, – стонет Хайо. – Была такая мечта – помыться…

– Ну и помоемся. Как раз туда влезут все, – пожимает плечами Лаан. – И никто не заснет, как в прошлый раз.

Упрек посвящается мне персонально – на прошлой зачистке я так умотался, что заснул в ванне. Не забыв запереть дверь, но забыв выключить горячую воду. Я ушел за одну из нижних завес, а остальные долго гадали, не утонул ли я. Когда из-под двери потекли ручьи весьма горячей воды, а снизу прибежала соседка, они додумались выбить дверь. Ну и кто виноват, что раньше не сообразили?

Лаан пускает горячую воду, разглядывает пузатый кувшинчик, нюхает и высыпает в воду все содержимое – горсти три красно-багрового порошка. Запахом розмарина меня буквально сбивает с ног. Пока я разгадываю загадку «почему розмарин красный», Лаан с Кирой вытряхивают меня из одежды. Видимо, просекли, что на расстегивание молний и пуговиц сил у меня нет. И окунают – в булькающий кровавый кипяток, пахнущий так, что у меня отшибает обоняние.

В джакузи действительно помещаемся мы впятером, и еще остается свободное место. Мучительно хочется спать, но каждый раз, когда я начинаю клевать носом, в чувствительную ямку на ступне впиваются когти Киры.

– Не спи, зараза, ты мне еще нужен…

– Зачем, Кира? – стенаю я.

– Говорить.

– Ну дай я отосплюсь – и поговорим. Я же ни хрена не соображаю!

– Не-а. Спать будешь тут, я тебе не дам свалиться.

Интересно, что еще умеет слухач Кира?

Меня выполаскивают – я не замечаю, кто и как. Даже струя холодной воды из душа не производит на меня никакого впечатления. По разочарованному вздоху я понимаю, что благодетелем оказался Хайо. Но сейчас мне все равно – ледяная вода, кипяток. Тела я практически не чувствую.

Дороги до спальни я почти не помню – перед глазами пляшут узоры ковров, словно сами собой плывущие под ногами. Наверное, меня ведут. Я сплю на ходу, и тычки между лопаток не помогают избавиться от ощущения, что сном меня смывает вниз по бесконечной гулкой трубе. Меня роняют на кровать – точнее, на груду подушек, пледов и шкур, – и Кира, удивительно смешной со своей мальчишеской рожей и материнскими повадками, свивает вокруг меня настоящее гнездо. Укладывается рядом, берет меня за руку.