Мир нашему дому - [4]

предательства, – это рабство. Потому что, предав друга или идею, теряешь свою внутреннюю

свободу, то есть истинную свободу.

Так как можно измерить то, что бесценно?

15.10.12

Вот я считаю, что не зря бытует мнение, что следует остерегаться пьяного казаха. Ведь

огненная вода и этнический казах – вещи абсолютно несовместимые.

За целый год моего проживания в Киеве я только один раз был свидетелем групповой драки.

И то – казахи с казахами подрались.

Ну и, конечно же, сам я не являюсь исключением.

Когда правоохранительные тучи окончательно сгустились над моей головой и изнеженным

телом, я решил отбросить всю героическую риторику и огородами уехать из страны. Благо тропы

были уже натоптаны предыдущими поколениями.

Побег назначили на утро, и вечером домой я уже не вернулся: там круглосуточно дежурили

оперативники.

Заночевать решил у друга. На заднем сиденье автомобиля добрался до него, по дороге

прихватив ящик хорошего итальянского вина. Сибарит, твою мать.

К пяти утра вино практически закончилось, мы оба были в хлам, и я, как нормальный

представитель титульной нации, со словами «мысыћ ћайда?..», поехал бить морду

финполицейским, которые дежурили у моего дома. Конечно, никому мы морду не набили, зато

ночевал я у себя. Правда, недолго. Через неделю меня таки арестовали.

Таким вот образом обычное вино впервые в жизни спасло мою честь.

* * *

Решил как-то продемонстрировать самому себе, а также жене, что я не просто заключенный,

а заключенный интеллигентный. И написал ей короткое письмо на французском языке. Письмом

это сложно было назвать: так, пара строчек.

Через некоторое время получил от нее ответ на целую страницу – и исключительно на

французском.

Чтобы не ударить лицом в грязь, пришлось сочинять полноценный текст и отсылать ей на

волю.

Еще через неделю моя жена в очередном письме признала мою исключительность и

способность к языкам: ведь выучить чужой язык за несколько месяцев – несомненно,

проявление скрытых талантов, учитывая, что, в отличие от меня, она потратила на это пару лет.

Ну, а я в свою очередь вынужден был признаться, что письма за меня писал сокамерник,

который до этого просидел пять лет в тюрьме Люксембурга, где и выучил французский язык.

Разные мне там люди встречались. По большей части – неплохие.

А жена простила мне эту шалость.

* * *

В неволе много чего интересного происходило. Иногда память что-то выдает. Чаще всего

перед сном. Помню, где-то через неделю, сосед по камере, с богатым жизненным опытом

(назовем это так), решил меня приободрить: «Ты не переживай, многие великие казахские

батыры прошли через тюрьму».

Совместно поразмышляв и покопавшись в истории, мы пришли к выводу, что и Ленин, и

Сталин (для пущей научности) имели казахские корни.

Я только не согласился с тем, что они великие и что – батыры.

17.10.12

Ко мне иногда обращаются: пиши не только про веселые моменты из жизни или про

переживания, напиши и про подлецов.

Ну, во-первых, не суди да не судим будешь. А во-вторых, зачем заниматься

масштабированием зла? Лучше буду продолжать рассказывать про хорошее. 

Следственная группа, которая вела мое дело, состояла человек из восьмидесяти.

С двумя из них я сейчас поддерживаю очень хорошие отношения.

Конечно же, не потому, что они, выполняя приказ, всячески пытались меня засадить, и

надолго.

А потому, что делали они это с чувством собственного достоинства. Они настоящие офицеры.

Предвосхищая возможные комментарии, хочу подчеркнуть, что ни я от них, ни они от меня не

зависят.

О прошлом почти не говорим. О чем говорим? О жизни.

* * *

По мере обретения «взрослости» мы все меньше и меньше верим в чудеса. Эволюционируем,

что ли.

Конечно, по инерции еще дурачимся, придумываем разные байки про то, что внутри

остаемся детьми. Покупаем дорогие вещи, выдавая это за детские капризы, списывая на

деревянно-игрушечное детство. Хотя четко осознаем, что все, детство осталось в детстве.

Ведь в Дедов Морозов и в их иностранных коллег мы уже не верим. И встреча Нового года

все больше превращается в некий ритуал с набором обязательных атрибутов. Самый приятный

из которых – возможность пить несколько дней без ущерба для имиджа и угрызений совести. Да

и то – у кого здоровье позволяет.

И так получилось, что самое необычное место, где я встречал очередной Новый год, была

тюрьма.

Классическая тюрьма советского образца. В камере нас было четверо. Подготовку, как и на

воле, мы начали загодя. Потому что за решеткой, как и везде, в преддверии праздника

начинается ажиотаж. Каждый арестант – в силу своей фантазии, а главное – возможностей (не в

последнюю очередь возможностей договариваться) – украшает свою камеру, пытается

разнообразить новогодний стол продуктами питания, включая запрещенные. Не есть же, в

самом деле, в праздник обычную баланду.

Мы проявили чудеса дипломатии, и наш импровизированный стол ломился от колбасы, сыра,

не «хозяйского» хлеба, запрещенных соков (по непонятным причинам соки запрещены),