Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза - [11]

Вместо того чтобы получить так нужное ей понимание и сочувствие, жертва снова травмируется. Ей становится еще хуже, и в этом она снова винит партнера. Он, защищаясь от нового чувства вины, снова дает ей понять, что он за ее состояние ответственности не несет, что она сама во всем виновата и принимать ее он не собирается, поскольку это уже предполагает игру на неравных условиях. Здесь речь уже не идет о равных отношениях: речь идет о том, кто в них заслужит или докажет свое право на то, чтобы быть правым и не испытывать стыда.

Начинается война, которая и будет потом содержанием этих отношений на долгие годы вперед. На войне много тревоги, которая слышна как возбуждение и большая любовь. Силы, вложенные в эту войну, не позволяют капитулировать, требуя справедливости и возмездия. Один из партнеров все глубже погружается в боль, психоз, болезнь. Второй становится все более равнодушным и агрессивным. Оба все больше ранятся об эти отношения и все больше застывают в уверенности в своей правоте. Все меньше между ними возможна близость, искренняя забота, честность. Отношения превращаются в союз двух врагов, каждому из которых нужно перехитрить другого.

Оля и Вася много читают. В основном литературу по психологии и саморазвитию. После этого они рассказывают друг другу о прочитанном, делая предположения о том, что с партнером не так. Они ходят к одному и тому же психотерапевту, который Оле говорит, что дело в Васе, а Васе говорит, что дело в Оле. Когда эта пара сталкивается с какой-то проблемой, им важнее не решить ее, а выяснить, кто виноват. Например, конфликтных и неадекватных соседей сверху пара обсуждает не в смысле поисков выхода из ситуации, а в том смысле, кто из них бессознательно эту ситуацию притянул и кому теперь мысленно ее отрабатывать.

А для Веры и Максима война – это сравнение родительских семей: у Веры родители – врачи и профессора, у Максима – рабочие. Вера обвиняет семью мужа в примитивности, Максим семью жены – в высокомерии. Редкие общие сборы полны провокаций. Вера может демонстративно беседовать с родителями о ситуации с беженцами в Европе или обсуждать французские фильмы. Максим настаивает, чтобы отец показал ремонт, сделанный своими руками. Обе пары родителей чувствуют себя неловко и почти не общаются между собой: у них и так мало общего, они живут разными жизнями, а тут еще и эта война. Кстати, потом родители и Веры, и Максима поступают одинаково – при обращении молодой семьи за помощью с появлением детей они самоустраняются. Их взрослым детям от этого больно, но причины они так же продолжают видеть в разном: Вера – в родителях Максима, Максим – в родителях Веры.

Если один из партнеров выходит из этой игры, дистанцируется, то второй на время тоже стихает, предлагая приблизиться. Это так называемые «нарциссические пинги», когда при дистанцировании одного из партнеров второй начинает предлагать сходить куда-нибудь, спрашивает, как дела, делится смешными картинками. Уже традиционно считается, что пингует нарцисс, призывая жертву вернуться в отношения. Но если отстраняется тот, у кого статус нарцисса, то жертва пингует не меньше. Только вот его приветы и картиночки она будет расценивать как притворство и манипуляцию, а свои – как проявления искренних чувств и шаги навстречу партнеру.

Вероника не выносит отсутствия партнера тогда, когда не она сама его оттолкнула. Если после ссоры Вероника решает наказать его молчанием – она не отвечает на звонки, не читает сообщения, не открывает дверь до тех пор, пока не сочтет наказание достаточным. Если на этот раз бросили ее (а это сходящаяся-расходящаяся пара, они расходятся каждые несколько месяцев), то она пишет длинные письма, подстраивает случайные встречи или «нечаянно» набирает его номер телефона.

Вариантов развития у нарциссических отношений несколько. Чаще жертва все же уходит, обычно не сразу, а успев основательно разрушиться. Нарциссические отношения вообще короткими бывают редко: для разворачивания невроза нужно время, сила потребностей в этих отношениях велика, а сила тревоги выглядит как любовь и привязанность, поэтому партнеры остаются во взаимной зависимости даже тогда, когда становится совсем плохо. Человеку, который привык жить в ситуации подавления своих потребностей, такое положение дел не кажется чем-то новым и заслуживающим вмешательства. Нужен повод.

Этим поводом может стать какая-то «последняя капля»: измена, избиение, откровенное публичное оскорбление. Это всегда ситуация с однозначной трактовкой: один точно прав, второй точно виноват, и уходит тот, кто прав. Такая возможность приносит кратковременный катарсис, чувство освобождения. Обретение возможности действовать по собственной воле может казаться целительным. Увы, ненадолго.

Так как в отношениях разворачивалась старая травма, психика заботилась о том, чтобы игнорировать не вписывающиеся в прежнюю картину эмоции и потребности. Теперь, когда игра сыграна, эти чувства начинают возвращаться. Жертва тоскует по своим отношениям, горюет по неудавшемуся браку, может чувствовать нежность и теплоту и по-другому смотреть на своего партнера. Ее может с огромной силой тянуть обратно: чувства были сильные, потеря серьезная. Она может думать, что партнер изменился, возможно, у них все наладится. К сожалению, если эти отношения снова начнутся, скорее всего, в них продолжится та же игра. У жертвы просто нет возможности строить эти отношения по-другому. Она чувствует фрагментарно, отдельными кусками: в разлуке и рядом. Раздробленность ее личности не дает ей соединить эти куски воедино и строить отношения, исходя из полноценной внутренней жизни.