Мир на Востоке - [53]

Ахим часто ощущал какую-то глухую, мучительную ярость. Когда она овладевала им, ему до безумия хотелось причинить Ульрике боль.

Ульрика это чувствовала. В подобные мгновения в ее темных глазах на бледном, узком лице было такое выражение, что он мгновенно трезвел. Ему начинало казаться, что он сейчас задохнется, мурашки ползли по спине, лоб покрывался испариной.

Разве походила их теперешняя жизнь на ту, о которой они когда-то мечтали, стоило ли ради этого быть вместе? — спрашивал он себя. Но потом, спохватившись, вспоминал, что им всегда было трудно, им ничего не давалось легко — и первая их любовь, и разлука, и новая встреча, и вот теперь брак.

Порою Ахим думал, что в этих трудностях виноваты не только они с Ульрикой. Может быть, виновато и время, полное потрясений и переломов, повлиявшее на глубинные процессы в человеческой психике. Возникала пропасть между самыми близкими людьми, между отцом и сыном, мужем и женой. Наступало отчуждение, и благополучные еще вчера пары сегодня расставались. Со времени их новой встречи после нескольких лет разлуки в минуты самой большой близости его не покидало чувство, будто между ними что-то стоит. И тогда он начинал мучить ее вопросами. Она оправдывалась, и все же недоверие, которое он постоянно испытывал, омрачало их жизнь. И вот теперь он все знает. Почему же Ульрика лгала ему?

Конечно, их связывает ребенок. Через неделю они будут праздновать первый день рождения Юлии, только настроение отнюдь не праздничное…

Видимо, общество, думал он, может уже сейчас праздновать свое перерождение. Комбинат, да и не только комбинат, вся республика вздохнула свободнее. Ну а как обстоит дело с людьми, с каждым отдельным человеком? Вот Эрих Хёльсфарт. Ему удалось справиться с собой, и он снова стал похож на того веселого и сметливого парня, каким его все знали. Известие о том, что Советский Союз первым в мире запустил космический спутник, привело Эриха в совершенный восторг. Он вспомнил детство, когда сам с таким упоением мастерил маленькие ракеты, и предложил назвать свою бригаду «Спутник». Над ним посмеивались, а он не уставал повторять: вы еще увидите, что сотворит маленький шарик, который попискивает там, в звездном пространстве, цитировал известного поэта, который сказал, что теперь наконец открылось окошечко в звездном шатре у господа бога и он может посмотреть на землю и увидеть, чего стоит сотворенный им мир…

Видя веселое лицо Эриха, даже Ахим начинал улыбаться, и тяжкие мысли покидали его. Но потом к нему снова возвращалась эта проклятая ярость. Нет, никогда они с Ульрикой уже не смогут быть так счастливы, как в ту ночь, когда она сказала ему, что, вопреки прогнозам врачей, опять забеременела.

Вновь и вновь спрашивал он себя, виновата ли в том, что с ними происходит, одна Ульрика или главный виновник — время, которое вносит смятение в души и не щадит даже в самом интимном, в том, что они называют любовью?

Нет, он гнал от себя такие мысли.

Причина всех неурядиц в прошлом, должна быть в прошлом. А он всегда пытался помочь ей: боролся с влиянием ее семейки, воевал за нее, когда она училась в школе в Граубрюккене, и теперь, когда учит сама. Нет, Ульрика была несправедлива к нему, когда обвиняла в том, что он не поддерживает ее в борьбе, не защищает от несправедливых нападок. Ведь он просто советует ей быть более разумной и спокойной…

Если строго придерживаться фактов, то новый конфликт со школьной инспекцией города спровоцировала не сама Ульрика, а плауэнская фабрика готового платья.

Ульрика, и после родов оставшаяся стройной, носила в школу сшитый по последней моде облегающий костюм из серебристо-серой синтетики, который очень шел к ее светлым волосам. Юбка, едва доходившая до колен, была такая узкая, что Ульрика не смогла бы сделать в ней и шага, если бы не разрез сбоку, обнажавший ногу.

Эта маленькая деталь и стала поводом для большой неприятности. Однажды к ней на урок химии неожиданно нагрянула методистка из школьной инспекции. Ульрика подробно объясняла способ получения мыла из жиров, и ей пришлось написать на доске несколько формул: стеариновой кислоты, едкого натрия и, наконец, стеаринокислого натрия. Доска, к сожалению, висела так высоко, что Ульрике приходилось подниматься на цыпочки и изо всех сил тянуть руку.

Методистка, крупная полная дама с гладко зачесанными в пучок волосами, в круглых очках, точно сова, следила за каждым жестом Ульрики, но не могла придраться к ее методике. Тем более раздражал ее легкомысленный разрез на юбке.

— Я внимательно наблюдала за классом, — заявила она после урока. — Когда вы, уважаемая коллега, писали формулу стеариновой кислоты, ваша юбка сильно поползла вверх. Еще немного, и резинка на чулке стала бы видна. Некоторые подростки мужского пола обратили на это внимание, начали шептаться, обмениваться улыбочками.

— Ну и что? — спросила Ульрика.

— Как что? Неужели вы не понимаете? Ведь ученики в этот момент были заняты не усвоением нового материала, а вашими ногами.

— Можно подумать, что они никогда не были на пляже, не видели ни одной женщины.

— Но здесь не пляж, а учебное заведение.