Мир миров - российский зачин - [15]

Шрифт
Интервал

Из дневников начала 1980-х

...И, спотыкаясь, мертвый воздух ем, и разлетаются грачи в

горячке

А я за ними ахаю, крича в какой-то мерзлый деревянный

короб: Читателя! советчика! врача! На лестнице колючей

разговора б!Осип Мандельштам. Год 1937-й.

Далеко ли ушли? Или наваждению этому разрешено посещать лишь

поэтов? Занятие же историей все-таки ученая проза, защищающая от

избытков субъективности, от непрошеных вторжений злобы дня, от мук

заброшенности, отгороженности. ...История - точная наука. Поелику

способна исполь-зовать законы развития общества для практического

применения, притом такого именно, какое сулит лучшее будущее

человечества. Краткий курс. Без сомнения, рукою Сталина. Год

1938-й. Хвала, исполненная лицемерием. Или не хвала вовсе, а наказ,

предупреждение, угроза? Ежели точная (она, история), то могут ли

быть разночтения - и не по пустякам, и не на какой-то разрешенный

отрезок времени? Не в одну ль строку с этим - хранить вечно?

Запасник точности: неровен час, пригодится, извлечем, пустим в ход.

Либо самое ВЕЧНОСТЬ заманила его? Распорядитель вечности - какое

укрытие от совести надежней... Удел же другого - МЕРТВЫЙ ВОЗДУХ.

Пока дышит, он - поверенный тех, кто навсегда онемел. И тех также,

кто нем при жизни. Полюсы. Намертво сцепленные и исключающие друг

друга. Но именно - друг друга. Куда деться от этого единственного

на свете ВМЕСТЕ? А сегодня? Та сцепка вроде не к смерти уже, может,

и полюсы уступчивей? Нет, скорее что-то межеумочное царит, похожее

на сделку между разнесенными в стороны осьмушками правды. Так не в

один присест ведь... Не в один, не в один, но одним, начальным,

себя б до себя дотянуть. Обновив применение практическое, либо его,

прежде всего другого - под откос? Смыслом переболевши. Детским

вопросом: ныне - к чему та история, что пишется, какую учат?

Утешать или заново взбадривать? Человеческие гибели оправдывая

сохранением рода человеческого или в меру сил своих его оберегать

от все более банальных, но не менее зловещих притязаний на

единовластную вечность? На лестнице колючей разговора б!

1988 Из чернового замысла книги В поисках нового КУДА

И мимо трупов в русло Плывут живых ряды На нерест судеб

русских...В. Шаламов

Откуда есть пошла - сюжет летописца. Есть пошла земля русская, Русь. Рука сама тянется дописать (через тире, естественно) - Россия. Так выучены. Раз история, то все, что во времени ДО, в генезисе - ПРЕД. Ход сознания, диктующий и соответственное ему историческое поведение! Но и самообманы, за которыми следует расплата...

Повторы зачинов - череда обрывов. Наше же российское возвращение на круги своя режет глаз. В модных концепциях оттого все просчитано: в какие сроки консерваторам сменяться реформаторами, покою - новой Смутой. Забавно, однако, что и тут та же заданность. Русь-Россия: едина суть. Из удельных княжеств в державную Евразию, из средневековой тесноты во всемирность собственным ходом? Согласно закону истории, но какому?

Второй предрассудок вдогонку первому: провиденциальная Москва-собирательница. А чем взяла? Между завоеванной Казанью и погублением Новгорода - считанные годы. Русь, обернувшаяся Азией, отправляет на тот свет русскую страну. Историк (из лучших) не опускает страшных подробностей: вырезанные ремесла, кровавые волны Волхова, но ищет (как же иначе?) объективно-прогрессивный результат. По сей день Новгород с его берестяными грамотами - всего лишь красочный вариант. Но не альтернатива. (Треклятое если бы... А откинь его, останешься наедине с промыслом-директивой: только так!)

Пропуск в главном - форме вхождения в Мир. Век XVI-й круглит земную разноликость. Америка аборигенов - европейская диаспора. Но не на один манер: из католической экспансии растет латиноамериканский синкретизм, по протестантскому проекту обезлюженный Север строится в Штаты. Конкиста приносит смятение, а затем и упадок Испании, а англосаксы идут в гору. Где же Россия? И там, и тут - сходством и различием. Но больше всего сама с собою наедине. Без этих деталей поймешь ли, почему (и как) в одном, атлантическом случае - протокапитализм, в другом, евразийском, крепостничество. Диковинное рабство - и сроками, и свойствами.

С той поры, считай, нет уже русских в собственном русском Доме, а зачались россияне. Само собой, не в смешении кровей дело, хотя и этого не вычеркнешь. (Вспомнилась давно читанная рукопись А.А. Любищева: критика социал-дарвинизма, решительная, но без отбрасывания самой проблемы; соображение о следствиях чрезмерно далеких скрещиваний, что дает крупно выраженную полярность - средоточия гениев и злодеев, примерами же - Россия и Германия.) Так или не так, но вклад в кровь велик. И в пространстве вклад этот, и в нраве, и в способах жить и сожительствовать. Очень бы к месту непереводимое - ментальность. Два ее лика особенно - бунтующий раб и опричник. Рабство - не как социальный уклад, а как обобщающая динамика. Белые негры плюс имперское рабство, какое втягивает в себя всех - и то, что против, работает на его обновление.

Перестройка! И не только в смене титулов великого князя на царя. Самодержавие не зачислишь в разновидность абсолютизма, оно уникально. Орел - единственность источника власти, решка - перетасовка в опорах и исполнителях, и в верхах они, и в движении снизу вверх (Грозный - боярству: ...Может бо Бог и от камени сего воздвигнути чада Аврааму). Орел закоченелость основного политического института, решка - утилизации им добытого материальной Европой, встраивание буржуазности в крепостничество. Но все это потребно взять в переводе на человека - не единого, но усредняемого, выравниваемого социумом власти. И противящегося этому выравниванию - своею собственной задумкой единства!


Еще от автора Михаил Яковлевич Гефтер
Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством

Книга бесед историка и философа Михаила Гефтера (1918–1995) содержит наиболее полное изложение его взглядов на советскую историю как кульминацию русской. Возникновение советской цивилизации и ее самоубийство, русский коммунизм и мир — сквозь судьбы исторических персонажей, любивших, ненавидевших и убивавших друг друга. Многих из них Гефтер знал лично и через круг знакомых. Необычны наброски интеллектуальных биографий В.И. Ульянова (Ленина) и Иосифа Сталина. В разговорах Михаила Гефтера с Глебом Павловским история предстает цепью поступков, где каждое из событий могло быть и другим, но выбор политически неизбежен.


Антология народничества

«Антология народничества» – документальное повествование о революционном движении 60-80-х годов XIX века, созданное Михаилом Яковлевичем Гефтером во 2-й пол. 1970-х годов. Антология опиралась на многолетние исследования ряда историков послесталинского периода, став при этом новым прочтением народничества и его драматической судьбы. Книга создавалась для издания за рубежом, когда Михаил Гефтер ушел из «официальной науки», и работа над ней была свободна от цензурных ограничений. После изъятия рукописи во время обыска некоторые авторские тексты, которые предваряли отдельные главы «Антологии», были утрачены. Книга адресована специалистам по истории России, учителям истории и студентам исторических специальностей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Интервью, беседы

Редакция журнала "Гефтер" располагает частью персонального архива Михаила Яковлевича Гефтера (1918–1995), в котором сегодня более 5 тысяч оцифрованных документов. Здесь мы знакомим читателей с материалами архива Гефтера.


1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским

Эта книга бесед политолога Глеба Павловского с выдающимся историком и философом Михаилом Гефтером (1918–1995) посвящена политике и метафизике Революции 1917 года. В отличие от других великих революций, русская остановлена не была. У нее не было «термидора», и, по мысли историка, Революция все еще длится.Участник событий XX века, Гефтер относил себя к советскому «метапоколению». Он трактует историю государственного тела России как глобального по происхождению. В этом тайна безумия царя Ивана Грозного и тираноборцев «Народной воли», катастрофы революционных интеллигентов и антиреволюционера Петра Столыпина.


Рекомендуем почитать
Хочется плюнуть в дуло «Авроры»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Публицистика (размышления о настоящем и будущем Украины)

В публицистических произведениях А.Курков размышляет о настоящем и будущем Украины.


Шпионов, диверсантов и вредителей уничтожим до конца!

В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.


Как я воспринимаю окружающий мир

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращенцы. Где хорошо, там и родина

Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.


Чернова

Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…