Мир между нами - [12]

— Когда было больно мне, рядом был ты. И я решила, что мне стоит жить. А теперь рядом с тобой есть я, но тебя это не волнует.

Он протянул руку и погладил ее по волосам.

— Порой я думаю, что жизнь для тебя — это кино. И ты каждую минуту играешь сцену.

— Порой мне кажется, что вся моя жизнь — это один большой фильм. И я думаю — это на самом деле происходит со мной? На самом ли деле человек, который для меня не просто любовник, пропускает мимо ушей мои слова?

Вивиан поднял ее голову за подбородок, и Афродита, поморщившись, попыталась освободиться.

— Если этот кто-то так важен для тебя, почему ты заставляешь его страдать?

— Мне больно, Вивиан.

— Это хорошо. Иногда в нашей жизни бывают моменты, когда чувствовать боль полезно. Это на один маленький шаг приближает нас к осознанию того, что больно бывает не только нам. Подумай о том, что та боль, которую чувствую я, в миллион раз сильнее той боли, которую чувствуешь ты. Может, тебе плохо со мной, Дита? Я даю тебе мало денег? У тебя мало одежды, косметики, обуви? Тебе не нравится твоя машина? А если все это тебя устраивает, то чего тебе не хватает? Может, секса? Не думаю. Его ты в избытке получаешь от других.

Афродита отошла на пару шагов и занялась приготовлением кофе.

— Мне не хватает счастья. Но вряд ли человек, который делает себя несчастным, сможет помочь.

— Ты права. Но я не обещал тебе счастья. И тебя это устраивает. Иначе бы ты тут не задержалась.

Афродита поставила чашку на стол.

— Я не хочу с тобой ссориться, Вивиан, — сказала она. — Сейчас тебе лучше побыть одному. Я не буду нарушать твой покой.

***

Адам вот уже минут пять изучал дверь квартиры, на которой значился номер «16», а чуть ниже располагалась табличка с именем жильца: «Вивиан Мори», но стучать или звонить не торопился.

Добрый вечер, доктор. Не могли бы вы рассказать о вашей пациентке, которая покончила с собой?

Дождь, который начался пару часов назад, теперь лил как из ведра, и, несмотря на плащ и зонт, Адам промок до нитки. Плащ он держал в руке и переминался с ноги на ногу, напоминая нерешительного кавалера у дверей возлюбленной. И мог бы простоять так еще не пять и не десять минут, если бы дверь не открылась, и на пороге не появилась бы Афродита Вайс.

— Господин Фельдман! Вы, наверное, к Вивиану. Если ко мне, то я ухожу.

— На улице ливень и ураган. Такая ночь не подходит для прогулок под луной.

Афродита сделала шаг вперед, и Адам посторонился, пропуская ее.

— Не волнуйтесь, господин Фельдман, я не буду много гулять. У меня есть дела поважнее.

И она направилась к дверям лифта, поправив на плече дорожную сумку.

Адам вошел в прихожую и огляделся. Квартира доктора Мори была довольно скромной для человека с его достатком. Прихожая переходила в узкий коридор, который, в свою очередь, вел в гостиную. Через гостиную можно было пройти в кухню, а справа Адам заметил лестницу — на втором этаже располагались жилые помещения, мало интересующие гостей.

Доктор Мори сидел в одном из кресел напротив приоткрытого окна. Выглядел он совсем не таким, каким Адам привык его видеть: бледный, в расстегнутой рубашке, с пусть и не растрепанными, но не аккуратно уложенными волосами. Гостей Вивиан явно не ждал, и Адам почувствовал себя неуютно.

— Вам не спится, господин Фельдман? — заговорил хозяин квартиры.

— Да… можно сказать и так. Но я, похоже, пришел не вовремя.

— Вы правы.

Адам в нерешительности замер посреди комнаты, не зная, что ему следует делать, и что он может сказать.

— Вы плохо себя чувствуете? — спросил он осторожно. — Может… вы хотите воды?

— В правом верхнем ящике моего письменного стола есть шкатулка из черного дерева. Принесите ее, пожалуйста. Кабинет там.

И Вивиан чуть заметно кивнул в нужном направлении.

Адам включил настольную лампу и открыл указанный ящик. Он приподнял бумаги и папки, выложил на стол несколько книг и нашел то, что искал. На крышке шкатулки был вырезан герб университета Сорбонны, а чуть ниже можно было прочитать дарственную надпись: «Вивиану Мори. В благодарность за вашу дружбу». Он осторожно взял шкатулку — так, будто в ней лежали сокровища — и вернулся в гостиную.

— Прошу вас, доктор, — сказал он.

— Откройте, будьте добры.

В шкатулке обнаружились три ампулы с желтоватой жидкостью, несколько одноразовых шприцов, пара кусочков ваты и флакон с прозрачным содержимым. Адам недоуменно посмотрел на Вивиана.

— Что это? — спросил он.

— А я-то думал, что вы учили латынь в вашем университете, господин Фельдман.

— Вы хотите, чтобы я сделал вам укол?…

Лекции по латыни Адам помнил смутно, но слово Morphinum, написанное на этикетке одной из ампул, было интернациональным. Вивиан поднял руку и поднес ее к лицу гостя — у него дрожали пальцы.

— Не думаю, что я в состоянии сделать себе укол сам. Вы ломаете ампулу, набираете в шприц лекарство, выпускаете из шприца воздух. Раствор готовить не нужно — лекарство уже разбавлено. Берете нашатырный спирт — в этом флаконе — и вату. Дезинфицируете и делаете укол.

— Я не думаю, что это хорошая идея, доктор. Я сделаю вам больно.

— Пусть это вас не тревожит.

Адам набрал морфий в шприц и взял пропитанную нашатырным спиртом вату. Доктор Мори кивнул.