Мир меняющие. Один лишь миг. Книга 2 - [133]

сторону, словно кому-то постороннему, прошептал: — Когда я его видел последний раз, он был

224

22

очень близок к срыву, весь такой несчастный, с ножичками этими его, ножички в крови, у мальчика

аж глазик подергивался от нетерпения. Ну же, Селена, вспомни!

И она вспомнила. Вспомнила и то, что было здесь, в темных чертогах хронилищ. Все кровавые

бани. Всё, в чем она участвовала, а иногда и главенствовала. Все оргии, кровавые и не очень, всех

распутниц и распутников, всех грешников, к мучениям которых она приложила свою изящную

ручку. Опустила глаза — и верно, руки в крови, а она еще дымится и капает, мерно капает, оставляя

следы в пыли. Отстранилась от Вальда, отошла на шажочек. Глаза вновь начала заволакивать

багровая пелена, кровавые слезы медленно струились из глаз. Хрон отступил, вернув ей память,

вернул ей смертное уязвимое тело: волосы вновь потемнели, а потом поседели и стали реденькими,

стройное тело обрюзгло, кожа покрылась морщинами, суставы разбухли и заныли. Старость, что

подкарауливает всех, готовя в конце тропы каждому свой гроб, не подкрадывалась, резво вступила

в свои права. Селена попыталась шагнуть к Хрону, он отступил назад:

- Что ты, что ты, дорогая! Ты мне в бабушки теперь лишь годишься! Я, конечно, извращенец, но ты

у меня никаких желаний, кроме жалости, не вызываешь! А вот если передумаешь, - и замолчал,

подлец, многозначительно, поманив вновь сиянием вечной молодости и здоровьем. Потом вновь

продолжил:

- Про Аля-то ты забыла, опять забыла. Мальчик натворит сейчас. Вот вижу уже, что творит.

И пыльный зал оказался совсем рядом, стены его стали прозрачными. Они увидели, как мальчуган,

затянутый в кожаные одежды, деловито скользит по темным лужицам. Подходит к столам, на

которых привязано нечто, отдаленно напоминающее тючки, и кромсает кусочки, складывая в чашу.

Потом возвращается к обеденному столу, приправляет то, что лежит в чаше, специями, поливает

ароматными маслами и поджигает. Тянет из пыльного зала запахом жарящегося мяса, Вальд и

Янина нервно глотают слюну — слишком голодны. Потом мальчик берет двузубую вилку —

блестящую, изукрашенную каменьями — одним дыханием тушит пламя, и с наслаждением

прожевывает кусочек. Вальд рванулся было в мальчишке, вопя, чтобы тот не смел, что нельзя это,

неправильно! Но было уже слишком поздно. И по груде подобных чаш в углу становилось понятно,

что трапеза такая ему не впервой. Янина отскочила немного, отвернулась и ее вырвало. Отерла рот

рукой и вернулась.

- Девочка слабенькая еще, однако. Оставайся, и у тебя будет такое здоровье, что кто угодно

позавидует, - подмигнул глумливо багрово-черным пламенем глаза.

Янина молча покачала головой, ввязываться в спор с темнобородым — не самое лучшее, что

можно придумать. Вцепилась в темную книгу, встав рядом с Вальдом.

А Хрон продолжал:

- Видишь, кем стал мальчик из-за твоего милосердия? И видишь, кем стала ты?

225

22

Селена закрыла лицо руками, вытирая глаза, потом дотронулась до руки Вальда, неловко погладила

ее. Отдернула, словно обожглась. Легко наклонилась, доставая что-то из-под каменной плиты, на

которой просидела так долго. Слишком долго.

- Знаешь, Хрон, я благодарна тебе за сохраненную молодость и силу. Я благодарна тебе — не

смотря ни на что. Я увиделась с моим мальчиком. Я благодарна тебе за всё — плохое и хорошее, —

легко склонилась, - Я прожила свою жизнь не скучно, - потом прошептала. - Я не могу быть здесь,

но и не могу вернуться с вами. И спор ваш уже зашел в тупик. А темнобородый слишком мастерски

умеет выигрывать споры. Поэтому не судите. Вальд, я все равно бы ушла первой! Прощайте!

У Хрона с каждым словом вытягивалось удивленно лицо. Впервые за всю вечность его

существования он слышал слова благодарности. А Селена, не мешкая, резанула своим не зря

наточенным каменным ножом по шее, да так, что кровь мгновенно полилась широкой лентой. И

уже слабеющим голосом попросила Вальда спеть ей, спеть, чтобы она могла уснуть.

Вальд вскричал:

- Мама! Ты становишься мертвой, и он сможет забрать тебя! Зачем ты?

Селена потянула его за палец, прохрипела:

- Не может. Это моя жертва. Живи за меня... А сейчас — пой... - обессиленно закрыла глаза.

И Вальд запел ту самую колыбельную, которую так часто слышал в детстве, запел чуть хрипловато,

слезы душили его, но он пел:

Спи, ребенок звездный мой,

Спи, мой мальчик дорогой,

Глазки поскорей закрой.

Буду я тебя качать,

Звезды сон оберегать.

Засыпай, ребенок звездный

Уже очень, очень поздно…

Он пел колыбельную именно так, как слышал ее давным-давно, пел, вкладывая все сердце — ведь

больше уже не спеть для нее. Перед глазами пронеслись те времена, когда он и Селена были

вместе. Услышал ее смех, песни, вспомнил, как она поддразнивала его, утешала, спешила на

помощь, как она могла делать несколько дел сразу и как умела любить. Рыдания душили. Дракон

подвинулся ближе, стремясь защитить своего человеческого друга, едва слышно проскрипев