Мир меняющие. Книга 1. Том 2 - [39]

Эээх заспали, заотдыхались.

Пора уже было. Аастр не стал даже прибирать, махнув рукой — что будет, то будет. Подхватились и пошли — идти недалеко, только оружие с собой взяли и факелы запалили. Вверх по ступеням, потом вниз, потом снова вверх и снова вниз — со счету сбились уже, дыханье стало горячечным и вырывалось сквозь стиснутые зубы, воздуху стало не хватать. Аастр же несся, словно молодой — ему не привыкать было по лестницам бегать, тут он фору любому даст, это тебе не ровная площадка. Все, добрались. Астроном потянул какую-то малозаметную ручку сбоку двери, покрытой пыльной паутиной и дверь распахнулась. Селена поморщилась — она терпеть не могла пыль и пауков, а тут и то и другое — в изобилии и, похоже, на всем пути, тьфу ты. Стиснула зубы и полезла. Шли в том же порядке, только самым первым теперь был Аастр.

Спустились еще немного вниз и, осветив факелами, увидели то самое, ради чего они пришли.

Металлическая трубка, в человеческий рост, толщиной с голову взрослого мужчины, ее не тронуло ни время, ни заткали пауки, ни единой пылинки не было на очень гладкой поверхности. Трубка эта помещалась на металлическом же постаменте, в котором виднелась скважина для ключа.

Селена шагнула вперед и… Время остановилось, неподвластное Семи. Девушка замерла с поднятой к шее рукой. Окружающие звуки стихли, в ушах заклокотала кровь. Сквозь звук крови, шумящей в ушах, она услышала далекую-предалекую песню, ту, которую слышала в детстве, а потом больше никогда — этот нехитрый мотивчик любила напевать ее мать, когда возилась на кухне. Особенно, когда что-нибудь пекла, для своего многочисленного семейства, в котором не делали различий ни для кого, свободнорожденные имели такие же права и их также ругали за провинности, как и членов каст.

Мотив становился все громче и ближе. И вот он — владелец мрачных хронилищ, темнобородый похититель ушей, явился Хрон собственной персоной, напевая:

— Здравствуй, здравствуй, дитя мое. А что это ты здесь, в компашке с этим стариком и мужланами с весами? Что тебе делать с ними, какие у вас могут быть общие дела? Пойдем, пойдем, моя милая. Твоя подружка давно уже кафэо попивает в моих чертогах. Да и пацаны ваши у меня — вот же сорванцы. Кир гоняет Вальда, и песни орут на два голоса, тоже кафэо по рюмашке успели урвать, пока мы отвернулись. Ну что же ты, звезда моя ясная, думать будешь или давай мне эту безделицу и пошли.

Сказал и отвернулся, протягивая руку, словно знал, чем все закончится, скучающе так ждал. Потом снова повернулся:

— Селли, детка, я прекрасно знаю, что ты думаешь. Тебе к сыну и друзьям охота поскорее попасть. Но ты не можешь слово нарушить. А давай, я у тебя его отберу — железяку эту ненужную, ты только позволь мне прикоснуться к твоей мягкой, нежной, такой свежей шейке. Они же тебе навязали, что ты должна Мир спасти. Да кому он нужен, Мир этот, разрушать его. Я потом где ушками разживаться буду, а? Молчишь? Вот то-то и оно. А кончится твое время, зачем тебе и подавно этот скучный Мир, зачем тебе Семерка с их трепотней вечной?

У меня для такой красотки, как ты — только все лучшее. Мужчины самые сильные, самые мужественные — я не ревнив, можешь себе хоть сколько из завести, у меня и советчица для тебя есть — доченька моя, она в мужиках разбирается, будь здоров; напитки, меха, драгоценности, кушанья. Все, что пожелаешь. А хочешь, будешь единственной владычицей моего сердца, будешь сидеть рядом со мной вечность, и красота твоя останется такой же, а то и расцветет. Я даже обручусь с тобой — и будем жить так долго и счастливо, что ты и представить не можешь. Сын твой всегда будет в безопасности рядом с тобой. Что еще нужно женщине и матери, а, звезда моя? Мне приходится ждать, хотя я готов на вечность для тебя, — и снова этот сводящий с ума мотивчик, напеваемый теперь его хриплым низким голосом, от которого из ушей начала сочиться каплями кровь. Селена отступила на шаг, глядя прямо перед собой невидящими глазами, в голове непрерывно звенело, и лишь одна мысль «Кир не говорит и не может петь» — билась в голове. Селена обошла братьев и, уже было шагнула вперед, когда Прокл схватил ее за плечо, больно сжав своими ручищами. От боли она пришла в себя, глянула вперед и закричала от ужаса — прямо под ногами зияла тьма, полная кишащих и шелестящих пауков, веками плодящихся тут в темноте. Прокл озадаченно уставился на нее, потом, переглянувшись с Аастром, легонько ударил по лицу — Селене показалось, что она столкнулась со стенкой, ойкнула потихоньку и упала бы прямо туда, куда шагала, если бы весовщик не подхватил ее. Сгреб на руки и отошел подальше от провала. Аастр еще в прошлое Новолетье заметил, что давнее почвотрясение нарушило целостность утрамбованного пола в подполе, открыв этот провал.

Сначала астроном задумал засыпать его всем, что скапливалось годами, а выбросить жаль, но потом решил — пусть останется. Там нечисть всякая, пауки, жуки, змеи — будут сторожить от непрошеных гостей. Сидят в яме смирно, наружу не вылазят — своего часа ждут, ну и пусть их.

Селена лежала на руках у Прокла, запрокинув голову, Перикл обозвал брата костоломом, достал какое-то снадобье из потайного кармана, дал девушке понюхать, после чего ее ноздри затрепетали, и она очнулась. Огляделась по сторонам, увидела провал, в который едва не шагнула и ее начала бить крупная дрожь. Прокл прижал к себе крепко-крепко, она подняла глаза, в которых застыла пустота. Такой взгляд у животных, которых ведут на бойню. Прокл и вовсе растерялся, но потом его осенило, он склонился над девушкой и поцеловал ее. И помогло — из глаз Селены исчезло затравленное выражение, дрожь прошла. Прокл несмело улыбнулся — хотя такое с ним бывало впервые, обычно он брал понравившихся ему девушек легко, непринужденно и молча, ни одна еще не отказала красавцу-весовщику, несмотря на его неразговорчивость.