Мир, который рядом - [26]
- Ну тут же зеки сидят, неужто им нравится прогибаться под режим?
- Тут система, и отточена она до мелочей, а сидят здесь в основном маменькины сынки, которым нахуй ничего не надо. Будешь возмущаться, тебя сгноят здесь, а перед этим выебут.
- Но это же беспредел!
- Тут все беспредел, и мой тебе совет, забудь это слово. Если сомневаешься в моих словах, можешь идти в отказную, но даю сто процентов, что буквально через месяц я встречу тебя в столовой за пидорским столом. Поэтому, собери все гавно, какое в тебе есть и живи с ним. По-другому никак.
-Но ведь должны же здесь быть люди?
- Люди есть везде, ты поймешь это, когда посидишь тут побольше, а сейчас иди-ка лучше работай, я тебе и так дохуя рассказал, хотя ты этапник, которому нельзя знать ничего. Пойми, в этом лагере ты – никто!
Целыми днями в карантине мы занимались уборкой и заправкой кроватей. Убирать полы надо было мочалками и душистым мылом. Все убиралось до такой степени, что не возможно было найти и пылинки. По вечерам приходили мусора с дубинами, и заводя нас по одному в комнату НЭВ[24], пиздили, пока мы не падали на пол от потери сознания. Делалось это, как они говорили, в целях профилактики.
Как-то утром один из нас не встал по подъему. За это его сначала отпиздили завхоз и бригадиры, а потом пришли мусора и заставили его мыть унитазы, предварительно в них посрав. Парень этот отказался, у него сдали нервы, и он послал всех на хуй, сказав, что будет жаловаться. Его увели, и встретил я его спустя полгода, уже в зоне, он был в петухах.
«Ну и че тут пыжиться, - размышлял я, - кто я по жизни? Музыкант. Если начать гнуть блатную романтику, я загублю себе жизнь. А за что? За то, что я набрался в тюрьме верхушек черного хода? Но ведь по жизни своей я был далек от преступного мира. Так за что страдать? Тварью я никогда не был и не стану ей. Буду жить, по своим человеческим понятиям, не делая говна окружающим. Главное здесь остаться человеком. И пусть мне кто-нибудь потом предъявит, что я был не прав. Каждый, кто окажется здесь, это поймет, а то, что в книжках пишут, это все шняга. Будем жить, как сердце подскажет. По-другому не получится».
XIII
переводят в отряд номер шесть (большой карантин). Оказывается, испытания на прочность еще не закончились. После обеда нас построили и с вещами повели через всю зону в другой барак. Когда мы зашли в локалку, там никого не было, и бригадир, приведший нас, приказал нам ждать, а сам ретировался. Мы зашли в курилку и позволили себе выкурить по сигарете. Не успели докурить, как на крыльцо вышел бригадир:
- Вы че, суки, курите? Кто разрешил? Вы охуели? А ну давай сюда бегом!
Забежав в барак, мы были препровождены в комнату НЭВ. Перед нами нарисовался другой зек, который стал рассказывать о правилах существования в шестом отряде:
- Итак, подонки. С этого дня вы никто! Вы не можете ничего! Вам нельзя делать что-либо без спроса. Все передвижение по бараку и за его пределами строго бегом, ходить вы больше не умеете. Ссать, срать, пить и жить вам можно только с разрешения бригадира. Я вам скажу так: количество проведенного вами времени в нашем отряде целиком и полностью зависит только от вас. Все вы грешны, иначе не попали бы сюда, а значит, за вами есть и другие дела. Поэтому, каждый из вас должен будет написать пять явок с повинной, где расскажет про другие преступления, которые совершил на воле. Пока явок не будет, вы будете гнить здесь, а уж мы постараемся, чтобы вы тут подыхали, поверьте мне. А теперь, по одному ко мне на шмон.
И опять мой сидор подвергся очередному досмотру. Благо брать там было уже нечего. Но вот пару пачек сигарет этот бугор все-таки у меня выпросил. После шмона нам выдали нагрудные бирки и сказали пришить на фуфайку и лепень.
- Все сидора хранятся в каптерке, - продолжал бригадир, - каптерка работает только в вечернее время, поэтому, если надо будет что-то взять, вы должны будете спросить об этом бригадира, и только с его разрешения зайти в каптерку. Далее. Ваш внешний вид должен быть на высоте. Бритвенные станки у вас будут изъяты и храниться у дежурного на тумбочке. По команде: «приступить к умыванию» вы будете в порядке очереди подходить к дежурному, который будет выписывать вам станки или иголки с нитками. После вы должны будете все сдать на тумбочку под роспись. Запомните: личного времени у вас нет. И все, что вы делаете, вы делаете только с распоряжения бригадира. Тот, кто попробует воспротивиться, будет отпизжен и посажен в изолятор для получения ежедневных пиздюлин от сотрудников администрации.
Распорядок дня в карантине был следующий. В 5.45 – подъем, зарядка (умываться никого не пускали, только поссать). Затем следовало построение в локалке. Мы выстраивались в колонну по пять, выходил человек с мешком, в котором лежали кружки, и проходил рядом. Ты должен был запустить в мешок руку и успеть зацепить какую-нибудь кружку. В противном случае – останешься на завтрак без чая.
После следовала команда «бег на месте». Затем бригадиры открывали калитку локалки, и мы колонной по одному выбегали на плац, строились на завтрак. Все старались выбежать как можно быстрей, так как возле калитки стояли бугры и пинали нерасторопных. Построившись, мы направлялись в столовую. Туда тоже надо было забежать и сесть за стол. За каждым столом, расчитаным на десять человек, сидело по два бригадира. Сначала они накладывали себе пожрать, после этого бачок с кашей отдавали нам. Мы должны были успеть пожрать, пока едят бугры. Затем следовала команда «собрать посуду», и мы сваливали со столовой.
Все, что казалось простым, внезапно становится сложным. Любовь обращается в ненависть, а истина – в ложь. И то, что должно было выплыть на поверхность, теперь похоронено глубоко внутри.Это история о первой любви и разбитом сердце, о пережитом насилии и о разрушенном мире, а еще о том, как выжить, черпая силы только в самой себе.Бестселлер The New York Times.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
Эллен хочет исполнить последнюю просьбу своей недавно умершей бабушки – передать так и не отправленное письмо ее возлюбленному из далекой юности. Девушка отправляется в городок Бейкон, штат Мэн – искать таинственного адресата. Постепенно она начинает понимать, как много секретов долгие годы хранила ее любимая бабушка. Какие встречи ожидают Эллен в маленьком тихом городке? И можно ли сквозь призму давно ушедшего прошлого взглянуть по-новому на себя и на свою жизнь?
Самая потаённая, тёмная, закрытая стыдливо от глаз посторонних сторона жизни главенствующая в жизни. Об инстинкте, уступающем по силе разве что инстинкту жизни. С которым жизнь сплошное, увы, далеко не всегда сладкое, но всегда гарантированное мученье. О блуде, страстях, ревности, пороках (пороках? Ха-Ха!) – покажите хоть одну персону не подверженную этим добродетелям. Какого черта!
Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.
В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?