Мир, которого не стало - [23]
Эта дата врезалась мне в память оттого, что в тот день, между минхой{163} и мааривом{164}, в бейт-мидраше читали псалмы и молились о здоровье р. Ицхака-Эльханана{165} из Ковно, который был при смерти. Я тоже читал псалмы, сосредоточенно и с большим чувством. Бейт-мидраш был полон народу. Магид{166} бейт-мидраша, р. Биньямин-Меир из Суража, автор книги «Виноградник Биньямина»{167} (комментарии к историям Рабы бар Бар-Ханы{168}), управлял чтением псалмов. После чтения магид еще долго расхаживал по бейт-мидрашу, погруженный в свои мысли. Один из друзей подошел ко мне и сказал нарочито громким шепотом, так, чтоб услышали многие: «Виноградник Биньямина» занят в эти дни, очень-очень занят, сначала он руководил чтением псалмов о выздоровлении р. Ицхака-Эльханана, а теперь готовит ему надгробное слово…»
И действительно, в первый день чтения главы «Пкудей»{169}, между минхой и мааривом, состоялась панихида. Речь магида произвела на всех большое впечатление. Поразила она и меня. До сих пор я слышу голос магида: «Вот исчисления скинии завета (Исх. 38:21) – каковы они? В час, когда Всевышний дал Тору народу Израиля, человек освободился из-под власти ангела смерти, ибо сказано: Тора, высеченная на скрижалях, дает освобождение от ангела смерти!» Магид доказал, что по сути мы сами повинны в смерти р. Ицхака-Эльханана и что в этот самый миг он спускается сюда, чтобы услышать, как оплакивают его в Доме Израиля. И вдруг он обратился к народу: «Встретим его, как встречают главу всей диаспоры, – но не вставанием, а траурным сидением!» – и все сели на пол, и магид тоже, и начал говорить, обращаясь к р. Ицхаку-Эльханану, и просить его, чтобы он стал заступником для своего народа, преследуемого в изгнании, для каждого из сынов, страждущих и измученных… Все сидели и плакали горькими слезами!
Кто может понять движения души? Непостижимым образом в разгар этого плача людского, и моего тоже, я решил, что не буду учиться здесь – «человек должен постигать Тору в том месте, которое согревает его сердце», но два непреложных факта были мне совершенно ясны: я хочу учить Тору – и много учить! А это место не согревает мое сердце!
У р. Яакова-Йоси был внук, Зейдл Гурарье, сын зятя, Бера Гурарье. Бер Гурарье выглядел так: почтенный домовладелец, длиннобородый еврей, хваткий и вечно в делах. У него был магазин лакокрасочных материалов, который в один несчастный день был уничтожен пожаром за считанные часы… Зейдл был моим другом. Он был старше меня на два с половиной года, я с ним ежедневно занимался и за это обедал вместе с ними и получал деньги на карманные расходы. От Зейдла я узнал многое про йешивы рабби Цви-Гирша Шлеза{170}, которые тот создал в киевской губернии: в Черкассах, в Ржищеве и в Корсуне. Имя Цви-Гирша Шлеза было мне знакомо: я видел его книгу «Беседы мудрецов» (комментарии к Торе рассказы о мудрецах). Два экземпляра ее в различных изданиях, в красивом переплете – один с посвящением от автора, «Цви-Гирша бар Бен-Циона Шлеза, уроженца Векшни, ныне живущего в Корсуне», а другой с посвящением от его сына, «Элиэзера бен Цви-Гирша Шлеза из Кременчуга», – хранились в книжном шкафу ребе Яакова-Йоси. В первый раз в жизни у меня была возможность сравнить два издания одной книги, различавшиеся не только по времени издания (на несколько лет), но и по месту: одно из изданий было зарубежным.
Мы сговорились с моим другом, что сразу после Песаха вдвоем поедем в Корсунь, будем там учиться вместе, у меня будет постоянный доход, который наряду со стипендией из кассы р. Гирша Шлеза позволит мне учиться и «достойно зарабатывать». У меня была еще одна причина покинуть Кременчуг: я хотел отделиться от моего брата. Мы с моим старшим братом Яни (Цви-Яаковом) все детство учились вместе, но далеко не всегда наше сосуществование было мирным. Брат утверждал, что я «тороплив» и «порывист», меняю каждый час свои планы (он даже прозвал меня «Бен-Цион бен Халафта»{171} («переменчивый»)); мы очень сильно отличались друг от друга по темпераменту. У нас была общая собственность – книги. Мы покупали их на собственные карманные деньги, которые давала нам родня, посещая нас в Кременчуге, и мы часто спорили по поводу «общей собственности»: нужно ли вложить все деньги в покупку книг и сэкономить на поездке домой или можно себе позволить разок какие-нибудь развлечения? В этом вопросе наши мнения сильно расходились. Однажды я даже решился предложить брату… пойти покататься на лодке по Днепру – а это стоило по 25 копеек на человека! Ну не позор ли, кататься на лодочке, как гои! Но если не считать подобных крайностей, то в целом это даже хорошо, что я не был противником «мирских удовольствий»: мне нравилось выпить стаканчик бузы (напиток из перебродившего проса) или яблочного кваса, попробовать татарского мармелада (рахат-лукума) или мороженого крем-брюле, которое носили в небольших коробках на голове и кричали: «са-ахарное моро-оженое»… Брат считал все эти вкусности чем-то постыдным. Книги, которые я хотел купить, ему тоже не нравились: «Хроника поколений» в издании р. Нафтали Маскиль ле-Эйтана
