Мир Книги джунглей - [50]

И дело тут не в том, что их страшит только силуэт летящего луня. (Правда, опыты показали, что можно спугнуть стаю гусей, пронося над ними силуэтное изображение хищника с расправленными крыльями и хвостом; если же пронести, не разворачивая, тот же силуэт в обратном направлении, гуси не пугаются, инстинктивно принимая его за летящего гуся с длинной шеей.) Похоже, мы долго переоценивали роль врожденных инстинктов. У птиц с их исключительно острым зрением несомненно огромную роль играет «жизненная школа», которая учет, в частности, отличать подлинную опасность от мнимой. Сколько раз я видел, как те же луни шли на посадку среди скопления обычной для них добычи, и ни одна утка не взлетала. В этих случаях хищник просто садился отдохнуть, и утки как ни в чем не бывало продолжали кормиться в трех-четырех метрах от него.

Луни часто держатся парами, некоторые орлы — самки или молодые птицы — выпрашивают друг у друга корм, а однажды я часа два наблюдал сидящую самку шахина (Falco peregrinoides), которая время от времени жаловалась на голод одним из двух звучаний, присущих этому виду. Она явно видела издалека своего охотящегося супруга. У этой птицы такое острое зрение, что рядом с ней мы, люди, покажемся кротами.

Большинство пернатых хищников — такие же зимние гости, как объекты их охоты, и в Бхаратпуре не гнездятся. Есть, однако, среди гнездящихся здесь птиц один величественный хищник. И какое гнездо он себе строит! На крепком дереве возникает целая крепость высотой и шириной около двух метров, сложенная из веток разной величины и украшенная зелеными прутьями. Имя строителя — орлан-долгохвост; он близок к нашему орлану-белохвосту.

В тихом уголке Бхаратпура, вдали от других высоких деревьев стоит гнездовое дерево долгохвоста. Однажды мы рассмотрели в бинокль торчащие над «крепостной стеной» две маленькие головки, одетые белым пухом. Хотелось бы, конечно, понаблюдать за этим семейством поближе, но разве заглянешь к ним в гнездо! Однако Шри Чанд не видел тут никакой проблемы: можно устроить засидку на том же дереве! Естественно, я на это не согласился. В других краях, например в Швеции, такие засидки почти неизменно влекут за собой гибель выводка; их вполне можно квалифицировать как «грубое покушение на жизнь или преднамеренное убийство».

Правда, не исключено, что орланы примирились бы с нашим соседством. Я не встречал более безбоязненных пернатых хищников. Бригада из семи человек во главе с Шри Чандом помогла мне воздвигнуть шаткую «башню» в сорока метрах от гнездового дерева. Опорой для «башни» послужило маленькое деревце, укоренившееся в иле. Вокруг него укрепили четыре столба, к ним привязали сверху еще столько же и всю конструкцию увенчали платформой чуть больше квадратного метра, которую я замаскировал зеленой сетью с нашитыми на нее листьями из пластика разных оттенков.

Самка орлана как ни в чем не бывало продолжала сидеть в гнезде, изредка поглядывая на лазающую по столбам двуногую ватагу. И уж совсем поразил меня самец — в разгар нашей деятельности он опустился на гнездо, доставив семейству уточку на обед! Тут же родители принялись совать куски мяса в разинутые клювы прожорливых отпрысков. Ничего похожего на страх перед человеком!

Наша башня вела себя, как маятник, и, забравшись на платформу, я старался поменьше двигаться. Начнешь менять пленку — тонконогое сооружение качается так, что не одна минута проходит, прежде чем в мощном телевике (дающем 24-кратное увеличение) установится четкая картина. Хорошо еще, что подолгу царил полный штиль.

Англичане и шведы называют орлана «орел-рыболов», однако здесь это название плохо оправдывалось. Лишь однажды один из супругов принес в гнездо довольно крупную рыбу, но она так и не была съедена. Возможно, маленьких птенцов проще выкармливать птичьим мясом. К тому же оно не такое склизкое, как некоторые рыбы. Во всяком случае, птенцам с утра до вечера подавалась пернатая дичь. Супруги по очереди охотились и охраняли гнездо с отпрысками, деля дежурство приблизительно поровну. Я видел, как орлан, летя несколько медленнее обычного, возвращается с добычей, как снижается и делает промежуточную остановку, например, на поваленном дереве, чтобы по возможности очистить жертву от перьев. Проглотив несколько заслуженных кусков, добытчик продолжал путь до гнезда. Здесь оба родителя вместе кормили пушистых обжор, после чего дежурный вылетел за новой добычей.

Иной раз, когда корма в гнезде было в достатке, можно было видеть, как орлан пикирует на зеленую ветку, не притормаживая, срезает ее мощнейшими когтями, описывает небольшой круг и возвращается к гнезду, чтобы добавить свежий стройматериал в груду совсем или отчасти высохших веток.

Часто родители обменивались пронзительными сигналами. Если добытчик задерживался, дежурный на гнезде издавал резкий крик, самец тоном повыше, самка — пониже (вполне естественно, поскольку она крупнее, как и все самки дневных хищных птиц, а также совиных).

Крик этот не назовешь красивым, больше всего он напоминает звук, который возникает, когда соскребаешь старую краску с твердого дерева. Я попробовал имитировать его, втягивая воздух через голосовые связки, — вышло похоже. Пользуясь этой уловкой, я мог включать кинокамеру раньше, чем отвечал орлан (что позволяло сэкономить немало пленки).