Мир, где приносят в жертву планеты - [11]

– Не думаю, что людям будет интересно смотреть фильм об этом, – сказал Феликс.

Но семена идеи были брошены в плодородную землю сознания, и не прошло месяца, как дали всходы.

Лотерея. Феликс думал о ней все больше и больше. Человечество покидает родную планету, мчится сквозь космос к новому дому. На Земле остается не больше миллиона. Им надлежит ждать, когда планета исцелит себя. В основном это будут ученые – почти десять процентов от общего населения трех городов, укрытых защитными куполами, разработанными совместно с атараксиками и вахами. Они будут жить, развиваться, ждать, когда природа восстановится. Феликс собрал всю доступную информацию о предстоящей лотерее. Вернее, двух лотереях – одна для ученых, другая для обычных жителей.

– И кому повезет больше? – спросил Безим Фрашери. – Тем, кто останется здесь, или тем, кто примет участие в Великом переселении?

– Ты думаешь, что жизнь на Земле продолжится? – растерялся Феликс. – Я имею в виду, будет идти своим чередом?

– И не я один, – сказал Безим Фрашери и впервые со дня их знакомства укрыл своей ладонью руку Феликса.

– И что, есть много тех, кто хочет остаться? – спросил Феликс, не замечая, что его держат за руку.

Воображение рисовало, как оживает природа Земли. Ледники тают. Звенит пение птиц в бесконечных лесах. Воздух свеж. Лучи яркого солнца отражаются от кристально чистых озер. Феликс видит рыб, неспешно плывущих вдоль дна. Лучи солнца слепят ему глаза. Видение яркое, сочное. И где-то далеко звенит задорный детский смех.

– Мы снимем об этом фильм, – сказал Феликс, глядя в темные, как ночь, глаза Безима Фрашери.

– О лотерее?

– Нет. О том, какой будет Земля, когда катастрофа закончится.

Феликс понял, что дрожит. Идея захватила его настолько, что он чувствовал – еще немного, и с ним случится новый приступ. Нужно успокоиться, отдышаться. Но…

– Я уже вижу, как это будет! – возбужденно сказал Феликс, вскакивая на ноги.

Безим Фрашери сокрушенно вздохнул, но Феликс не заметил этого. Сейчас главным было то, что он снова хотел снимать, хотел работать – впервые за последние годы.

– Это будет фильм-надежда, – сказал Феликс, заглядывая в глаза Безима Фрашери, словно он сейчас олицетворял целый зрительный зал, каждого человека, кто посмотрит будущий фильм. – Людям ведь нужна надежда, верно?

Феликс замер, задумался, увидел своих зрителей, большинство из которых вскоре должны покинуть планету. Нужна ли им надежда, что Земля исцелит себя, что жизнь вернется в затянутые льдами территории? Нужен ли им этот дивный мир, который они никогда не увидят? И чем это обернется для тех, кто должен будет улететь отсюда: надеждой или отчаянием?

– Ничего не выйдет, – помрачнев, сказал Феликс.

– Что не выйдет? – по-отцовски мягко спросил Безим Фрашери.

– Все, – сказал Феликс и уставился на Фрашери, словно только что увидел его.

Какого черта этот высокий изысканный гомосексуалист вертелся возле него в последние месяцы? Зачем? Почему? Разве он не знал, что Феликсу нравятся только женщины, о которых он, правда, почти не вспоминал в последние годы. Может быть, именно поэтому Безим Фрашери и вертелся возле него, разбавляя эти странные ухаживания бесконечными разговорами об искусстве?

«Да, наверное, так оно и есть», – подумал Феликс и тут же вспомнил, как еще пару минут назад Безим Фрашери держал его за руку. Отвращения не было, только растерянность. «Такими темпами я бы оказался с Фрашери в одной постели и не заметил этого», – подумал отрешенно Феликс. И снова никакого отвращения. Феликс вспомнил свое видение – лотерея, будущее, таяние ледников, детский смех. Он мог поклясться, что чувствовал свежесть летнего ветра, которым дышали молодые лиственные леса. Чувствовал, в то время как Безим Фрашери держал его за руку. Феликс вспомнил его ладонь – теплую, мягкую, нежную, вспомнил свои чувства. Нет, не чувства. Отсутствие чувств. Он ничего не чувствовал – искал сюжет для своего фильма, жил этими поисками, совершенно забыв о реальности. И этот детский смех… Он был таким же ненастоящим, как и видения излечившейся планеты. Пять лет… Пять долгих лет потрачены на поиски иллюзий, мифов.

– Что случилось, друг мой? – спросил Безим Фрашери, увидев напряженную растерянность на лице Феликса. – Что тебя напугало? Если ты думаешь, что будут проблемы с финансированием твоего фильма, то, уверен, мы сможем решить их.

– Какого фильма?

– Ты говорил, что хочешь снять о том, какой будет Земля после исцеления.

– Не думаю, что те, кто участвует в Великом переселении, заинтересуются этим фильмом.

– Зато есть те, кто останется.

– Но я ведь не останусь здесь с ними. Мне придется жить с теми, кто покинет эту планету навсегда.

– Лотерея – странная штука.

– Я не верю в удачу.

– Говорят, можно будет продать свой билет. Правда, цены, чтобы остаться, немаленькие, но учитывая состояние твоих родителей…

– Я не хочу оставаться, – Феликс выдержал пристальный взгляд Безима Фрашери, хотя так и не понял смысл этой пристальности. – Дело не в тебе, – сказал он на всякий случай, хотя и сам не понял, почему боится обидеть друга, который недавно так осторожно, но так чувственно держал его за руку. И сейчас так вкрадчиво смотрит ему в глаза. – Ты видел светящуюся рыбу в озере за моим загородным домом? – спросил Феликс, решив, что необходимо сменить тему разговора, а заодно избавиться от повисшей неловкости этих вкрадчивых взглядов. – Мои друзья специально приезжают туда ближе к ночи, чтобы увидеть это.