Мир фантастики 2014. На войне как на войне - [12]

– Так, может, и надо было? На Финляндию-то? – Жуков любил вопросы с подковыркой.

Деникин снова смежил веки. На сей раз воспоминание было из числа худших: письмо фельдмаршала Маннергейма, то самое, предсмертное, отправленное сразу после того, как немцы перешли финские рубежи. Прежде чем пустить себе пулю в висок, Карл Густав счел необходимым письменно извиниться перед «старым другом по оружию Антоном Ивановичем» за то, что миновавшей зимой не согласился своей волей, вопреки распоряжению правительства, открыть границу для прохода русских дивизий.

Да, если бы финны не пропустили немцев сквозь свою территорию, Петербург бы наверняка удалось удержать…

– Наверно, надо, – устало согласился генерал. – Вот только не умеем мы, русские, против своих воевать. Даже когда они поляки или финны. Это вы, красные, навостриться успели…

– Ничего, вашбродь: и в Москве, и в ДВР вы нам показали, что тоже быстро учитесь, как бы не вперед нас. Но я все-таки о другом – о том, что поближе… – Георгий увел разговор со скользкой темы.

– А что – «поближе»? Мы свои обязательства по совместному плану действий тогда выполнили. Это союзнички ушли в кусты.

– Ну хорошо, допустим, выполнили. Но почему стояли в 1940-м, когда немец француза бил?

– Да не стояли мы, – Деникин так и не открывал глаз, – до Варшавы дошли.

– …А вот дальше особо не спешили.

– Да зачем было спешить? Мы бы все успели в свое время, если бы англичане и французы снова на попятную не пошли. Мы же не собирались Берлин брать.

– Да ну? И почему же не собирались?

Коротко бахнул выстрел – откуда-то со стороны немцев, но дальний, видимо случайный. И снова все настороженно замерли. Нет, ничего: командир, как всегда, оказался прав – сегодня враг больше не полезет. А что стреляют, так на то и война.

Затишье. Но война.

Ветер пахнет гарью.

– …Потому что по планам летних переговоров мы должны были освободить Болгарию, часть Румынии, всю Польшу и Чехословакию, но – не заходя на территории Австрии и Германии, – генерал произнес это, будто объясняя нечто самому себе и с самим же собой споря. – Причем Чехословакию потом должны были вернуть, а по Польше мы с англичанами тогда до конца так и не договорились… хотя в целом она скорее вся к нам отходила… Зоны оккупации, изволишь ли видеть… Поделили шкуру неубитого медведя… о-хот-нич-ки!

Деникин с явственным усилием заставил себя замолчать: как ни крути, получалось, что он сейчас выдавал случайному спутнику секретную информацию. Но так ли? Случаен ли спутник, да и есть ли сегодня особый смысл хранить секреты всей этой мышиной возни, казавшейся столь важной еще два года, даже год назад…

Чавк… Чавк…

Только грязь чавкает под тяжелыми сапогами, да изредка поскрипывают колеса пулеметного станка.

– Нет, но вот ответьте мне, вашбродь, – снова не выдерживает Георгий; да, собственно, что им и остается сейчас, между боями, как не эти разговоры, – Польшу же вы, лично вы, прямо скажем, из рук отпустили – как это иначе назвать… Ведь уже в Варшаве была конница! Я помню!..

Генерал тоже помнил. Помнил все: развалины сгоревшего Кракова, в котором нетронутым, казалось, сохранился только королевский замок… невообразимо чистый и опрятный смокинг лорда Керзона… и себя, усталого, пропахшего порохом (тогда все еще считалось приличным, даже почти обязательным приезжать к солдатам на передний край прямо под артподготовку)… Помнил жесткий приказ Колчака, помнил и секретную телеграмму великого князя Михаила, страшно боявшегося получить по наследству от брата титул «кровавый». Телеграмму, о которой лучше бы не вспоминать…

Тогда он действительно все взял на себя, закрывая собой регента, словно грудью амбразуру. Не он первый, не он последний. Вот и дозакрывались – что сейчас перед красным чуть ли не оправдываться приходится!

– Да, отпустил. Конница-то до Варшавы дошла – а обозы, а орудия? И… Ты помнишь, что ваши в тылу тогда вытворяли? Знаешь такого красного командира, Нестор Махно его звали, который похвалялся, будто для развлечения с двух рук срубает на скаку по четыре головы сразу, причем только офицерские: нижними чинами, дескать, брезгует? Сам-то ты где был в 1920-м?

– Да там и был, – хмуро ответил Жуков. – Из Москвы тогда сбежал, да под Харьковом вновь забрили, хорошо хоть про Москву не прознали. Только мы сразу тогда объявили: «ни мира ни войны» – ну и…

– Разоружили вас казаки и по домам отпустили?

– Ага, «отпустили»! Батогов дали каждому: солдатам по двадцать пять, унтерам полсотни. А потом согнали на железку пути восстанавливать. Я и оттуда сбежал, через два дня всего… Но чтобы ваши так просто по домам отпускали – брехня это все.

– Вот. Ты, как я сейчас вижу, отличный командир, – но взял и сбежал. А меня упрекаешь, что Польшу сдали…

Георгий нашел бы, что ответить Деникину, однако не захотел лишний раз ранить старика. За время похода они не только свыклись друг с другом, но и прониклись уважением. Офицеров Жуков навидался достаточно, особенно за последние месяцы, но как привык к мысли о «чванливых золотопогонниках», так и не спешил с ней расставаться; а уж что царские генералы не способны ни на что, кроме парадов, он был уверен твердо. Теперь пришлось разувериться. Особенно Георгия поразила та сноровка, с которой его «комиссар» набивал пулеметные ленты.