Мир дома твоего - [9]

. Это относится и к духовному Я человека.

“Сокровенный сердца человек” невидимо живет в каждом. Об этом рассказал в своей сказке о злой Сове с добрым сердцем четырехлетний мальчик Данилка: “Росло дерево с волшебным дуплом. Там было чудо в дупле — муравьи. Влетела Сова в то дупло и одних муравьев съела, а других распугала. И стала Сова жить в том дупле. И вдруг она услышала: стучит кто-то. Выглянула из дупла — никого нет. Все равно кто-то стучит. Заглянула за березку — никого нет. А это стучало ее сердце. Потому что Сова была злая, а сердце у нее было доброе. Оно стучало и говорило: “Отпусти муравьев, отпусти муравьев!”' Об этом пишут и рассказывают подростки. Многовековой опыт человечества на разных языках, в многообразных символах религий, в философских системах, бессмертных произведениях искусства утверждает духовность человека. Но каждому дана свобода признать ее в себе или отвергнуть.

...“Я был единственным сыном у матери, посвятившей мне жизнь. В детстве я обожал свою маму и восхищался ею: она казалась мне самой умной, самой доброй и самой красивой. Но главным моим воспитателем и учителем был дедушка. Виделись мы с ним не часто: он работал хирургом и много времени отдавал работе. Дома у него собирались знакомые и друзья, читали стихи, слушали музыку; многие приходили за помощью, за советом. Дедушка был не просто умным, он был мудрым человеком.

Мне хотелось стать таким, как дедушка, и часто я просил его рассказать о себе. Особенно мне нравились его рассказы о войне. “На войне я родился заново, — говорил мне дедушка. — Я рос изнеженным, избалованным ребенком. Родные, знакомые видели во мне будущего знаменитого музыканта, и это породило в моей душе чувство своей особенности, исключительности. А на войне я оказался простым солдатом...”

Из рассказов дедушки я понял, что значат слова “огонь войны”. “Перед лицом смерти я научился по-настоящему любить жизнь. Боялся ли я смерти? Конечно, умирать мне не хотелось. Но в бою перестаешь думать о себе. Как бы тебе объяснить это? Когда горит костер, никакая мошкара к нему не приблизится. Но стоит ему погаснуть, как полчища комаров обрушиваются на тебя и ничем от них не отбиться. Так и в человеке: когда в сердце его огонь — все мелкое, личное отступает”.

______________________________

' Эту сказку я узнала от искусствоведа Ирины Николаевны Флеровой.

— Дедушка, значит, только на войне и можно стать человеком? — допытывался я.

— Нет, дорогой. И в мирное время нужно жить так, чтобы в сердце горел огонь.

— Как у Данко? — вспомнил я последний урок литературы. Для меня это были пока высокие слова, хотя и запавшие в душу, но еще не ставшие тем глубоким убеждением, которое рождается лишь опытом жизни.

Вскоре я понял: чтобы стать настоящим человеком, надо победить свое Я; эта война может начаться в самых мирных обстоятельствах.

Трудности подросткового возраста не миновали и меня. Особенно тяжко пришлось матери, привыкшей к нежности и послушанию своего ребенка: я чувствовал себя уже взрослым, самостоятельным, все понимающим, и меня тяготила ревнивая опека матери и постоянные вопросы: “Куда пошел?”, “Когда вернешься?”, “С кем говорил?” У меня появились свои личные дела и отношения... Особенно — с Таней... Мы поссорились — это мое личное дело...

Когда мне было трудно и тяжко на душе, я уезжал к дедушке на дачу. Так было и на этот раз. Вернее сказать, так тяжко еще никогда не было... Я был совершенно разбит, подавлен, обессилен не только душевно, но и физически... Я уехал из дома “навсегда”, хлопнув дверью.

Дедушка пристально посмотрел на меня — и не стал ни о чем спрашивать. Был солнечный зимний день. Пообедав по-холостяцки, мы взяли лыжи и пошли в лес. Мой дедушка был не только хирургом, он был для меня врачевателем души. Мы перебрасывались шутками, состязались в забавных колкостях, дедушка рассказывал мне уморительные истории. Отсмеявшись, мы предались созерцанию. Я чувствовал, как жизнь ко мне возвращается, я снова начинаю видеть красоту деревьев, чистоту снега, радоваться пестрой синичке. Я был благодарен дедушке, благодарен лесу, солнцу, маленькой синичке за жизнь, красоту и душевный покой. Но в этот покой время от времени набегали облака неприятных воспоминаний. Мама... Таня... Мне захотелось освободиться от их навязчивости, и дедушка был тем слушателем, которому я впервые раскрыл все так, как за минуту до этого не смог бы рассказать самому себе. Казалось, вся природа помогала мне находить нужные слова и само солнце высвечивало в тайниках души то, что я до тех пор не видел. Дедушка слушал молча и серьезно. “Вот человек, который может все понять и все простить”, — подумал я.

Дома. у весело горящей печки, было тепло и уютно. Простой ужин казался необычайно вкусным. “Ну а теперь можно и отдохнуть, послушать музыку. У тебя, наверное, еще нет этой пластинки: Шуман “Круг песен”, “Любовь и жизнь женщины”, исполняет Элизабет Шварцкопф”. Дедушка любил заканчивать воскресный день музыкой. И ему я обязан любовью к музыке. С ним я понял удивительное таинство совместного слушания: когда я слушал один, не воспринимал так глубоко содержание и смысл музыки. Присутствие дедушки как бы вливало в меня глубины и конкретность его слышания— в той мере, в какой я мог вместить его. После прослушивания мы привыкли обмениваться впечатлениями.