Мир детей - [45]

Обед заканчивался. Выходить не хочется. Решили еще чуток поваляться в прохладе. Никто не мешал. В вагончике были только мы вдвоем.

Нашу сиесту прервал поток отборнейшего мата. Рев доносился со стороны лесопилки. Пила не звенела. Серега направился туда, я за ним. Слава богу, все живы, целы, здоровы. Сивый, Леник и Валет стояли вокруг пилы и, стараясь перекричать друг друга, соревновались – кто завернет по-заковырестее.

– Екарный бабай, ты что творишь, рожа! – надрываясь, кричал Валет, – сколько можно!

– Твою мать, третий ремень за утро! – вторил ему Леник. – Ты что за паленное фуфло притащил? Да я сейчас тебя самого на ремни порежу!

– Привали хлебало, лишенец, – отвечал Сивый. – Рассохлись ремни, к бабке не ходи! По такой жаре-то!

Мы пришли как раз вовремя. Леник, набычившись, заходил к Сивому сбоку. Наш приход немного разрядил ситуацию. Леник чуток повозникал, но драться все же не полез. Неприятно, конечно, когда ремень рвется. Но ссориться из-за такой мелочи не стоит. Во всем виновата проклятая жара. От нее мозги закипают.

– Дай-ка я попробую поставить, – вмешался я, – может, действительно перетянут.

– Или у кого-то руки из жопы растут, – не успокаивался Леник. – Последний ремень сгорел, понимаешь? Последний!

Он закурил, присаживаясь на недопиленное бревно.

– Леник, притуши сигарету, – приказал Сергей. – Правила для кого писаны? Сгореть захотел? Такая сушь стоит, а ты смалишь среди опилок.

Леник сделал неопределенный жест, и как ни в чем не бывало, продолжил. Единственный, кто мог на него повлиять – это Гена. Гентоса он боялся и уважал.

– Да ладно, бог с ним, – миролюбиво придержал Сергея Сивый, – пусть курит. Скоро дождь, я это хребтом чувствую.

Словно в подтверждение его слов потянуло прохладным ветерком. Над деревьями показался темный край тучи. Ветер гнал ее низко над землей. Одновременно послышалось тихое шуршание. Ропот увеличивался, и через несколько секунд крупные тяжелые капли начали покрывать пересушенную землю темными пятнами. По навесу забарабанило, и мы оказались окружены падающей с неба водой.

– Скоро пройдет, – протянул Сивый. Он смотрел на выскакивающие пузыри в образовавшихся лужах. – Жаль. Природа хочет пить.

Делать нечего, надо ждать. Я присел, вслушиваясь в шум дождя. Крупные капли уже прошли, осталась лишь небольшая мелочь. Все небо затянуто серой пеленой.

– Слышали, нового председателя поставили? Уже тянуть просто так не получится, – сказал Леник.

– Сколько их было на моем веку, – ответил ему Сивый. – Все они правильные поначалу, пока рыльце не в пушку. Не ссы, потом полегчает.

– Вот ржака вчера была, – продолжил Леник. – Таньку и Маринку помните?

– Это, те уродины, местные алкашки?

– Ну, Танька еще вроде ничего, а Маринка – та действительно, на любителя. Ходили вчера ночью на колхозный схрон морковку тырить. А там проверка, да еще и с комиссией. Чуть не запалились, успели в выгребную яму прыгнуть. С жидким коровьим дерьмом.

Леника распирал ржач. Задыхаясь, он продолжал:

– Это еще ничего. Но те черти, из комиссии стали шнырять туда-сюда, так этим дурам еще и нырять пришлось. И не один раз!

Тут Леник не выдержал и взорвался оглушающим гоготом. Отдышавшись, он добавил:

– Домой вернулись, что кикиморы. И без единой морковки. Ничего, кроме коровяка!

Его смех перекинулся на нас. По-человечески, девах, конечно, жалко. Но после изнуряющей жары, чувствуя освежающий кожу холодный влажный ветерок, на нас накатило. Мы смотрели на Леника и смеялись вместе с ним до слез.

Дождик, увы, тем временем стих. Мы оставили оболтусов бездельничать на лесопилке, и потопали в вагончик, стараясь обходить высыхающие на глазах лужи. Гена был уже там. Работа остановилась. Гентос это прекрасно понимал. Ехать в лес нет смысла, там сейчас парилка – мама не горюй. Разве что, кто позвонит. Тогда накидаем машину прямо из кучи во дворе.

Вечером, когда шли домой, от обеденного дождя не осталось ни следа. Все также нещадно палило солнце. Но лес, утолив жажду, немного повеселел. Могучие корни вытягивали влагу из-под земли и гнали ее вверх, к зеленым листьям. Вялые, скукоженные листочки распрямлялись и снова становились упругими. Тропинка высохла, лишь темные пятна напоминали о недавно стоявших лужах. Мы молчали. Сергей считал, что полезнее тратить время на внутреннее созерцание или наблюдение за реальностью, чем убивать его пустыми разговорами. Ушло время, когда я воспринимал шаманство только с его слов. Я обладал уже достаточным количеством энергии, чтобы самому чувствовать грубые вибрации. После работы мы общались только, как ученик со своим наставником, обсуждая и изучая искусство сверхъестественного. Облаченное в молчание, наше общение становилось от этого лишь более емким. Когда Серега неожиданно нарушил тишину – я уже знал об этом. Почувствовал изменения в вибрации. Он повернулся ко мне и сказал:

– Я ждал одного вопроса, но ты так и не задал его. Возможно это и к лучшему. Иногда плоду нужно дозреть. Теперь пришло время мне самому коснуться этой темы.

– О чем именно? – спросил я.

– Давай присядем где-нибудь поудобнее. Тут нужно много чего рассказать. Потянет на целую лекцию. Довольно обширную.