Мир чеченцев. XIX век - [22]

.

Одним из болезненно-дискуссионных в современном кавказоведении остаётся вопрос о горском «хищничестве» или о набегах горцев. Особую позицию в вопросе о горских набегах занимает М.М. Блиев. Как и российские авторы и военачальники XIX века, он считает, что все жители Чечни и горной части Дагестана занимались в основном набегами. Для российских властей набеги горцев были основным официальным поводом для военных экспансий против горцев. Вопреки утверждениям М.М. Блиева, большинство чеченцев, жившие в бассейне Терека и Сунжи, не занимались набегами, более того, они оказывались фактически заложниками, т. к. были не в состоянии воспрепятствовать горцам, совершавшим набеги на русскую пограничную линию, и в тоже время первыми подвергались карательным акциям казаков и царской власти¹⁷⁷.

Следует заметить, что далеко не всегда набеги казаков и регулярных российских войск на горские аулы, были «акциями возмездия». Нередко бывали случаи, когда они совершались без всякого повода со стороны жителей, ради добычи и наград, а то и просто ради своего корыстного интереса. Совершая набеги на российское пограничье, горцы воевали не с русскими поселенцами, а с царской властью, посягнувшей на их земли, их свободу и законы¹⁷⁸.

Большинство чиновников царской администрации в Терской области не хотели замечать, что «злая воля и агрессивность» у горцев проявляется как форма протеста против насильственного захвата их исконных территорий, их эксплуатации, насилия, оскорбления и унижения их человеческого достоинства. В подобных случаях речь идёт о сопротивлении колониальным властям. На это обращали внимание К.Л. Хетагуров, Г.М. Цаголов, Чах Ахриев и многие другие.

В. Немирович – Данченко в своей статье «Вдоль Чечни» писал: «Я только против огульных обвинений. Если бы они не вызывали разных мероприятий – Господь с ними – лайся, если есть охота. Говорят, что чеченец не трудится, а только ворует. Хорошо, а кто же ухитрился навезти с нечеловеческими усилиями землю из долин на каменные скалы недоступных гор, и часть даже не навезти, а нанести чуть ли не пригоршнями, укрепить эти клочки искусственно созданных полей каменною кладкою и разбить на них сады, где каждое дерево было лелеемо до тех пор, пока не пришли победители и не уничтожили этого? Кто же в поте лица своего трудился над рубкою вековых деревьев, которые едва-едва берет топор?»¹⁷⁹. К голосу справедливости и разума власть редко прислушивалась, у нее были свои задачи, которые требовали разумных объяснений своих действий в глазах общественности. Царские власти, придерживаясь колониальной политики на Северном Кавказе, уже тогда вбили мощный клин в межнациональные отношения¹⁸⁰.

В статье «Об оценке Кавказской войны с научных позиций историзма» её авторы следующим образом объясняли причины появления «набегов горцев»: «Естественно, что при черкесской бедности и своеобразных взглядах на чёрный труд, хозяйственные недочёты, приходилось горцу пополняться военною добычею…» Также они приводят мнение М. Острогорского, который в своей книге «Завоевание Кавказа Россией» отмечал, что к набегам горцев побуждало «желание приобрести известность храброго джигита, прославиться удалью». То, что представители одной культуры рассматривали как доблесть, представители другой считали преступлением¹⁸¹.

В своих «Исторических очерках» Ю. Клычников и С. Линец высказали идею, что именно природно-географические условия, отсутствие необходимых для развития любого общества излишков продуктов труда приводили к тому, что их горцы искали в набегах или наездничестве, выступавших в качестве компенсирующего экономического фактора. «И даже на равнинах Чечни, – восклицают авторы, – которая, казалось бы, самой природой была предназначена для получения обильных урожаев, земледелие становится доминирующей формой хозяйства лишь во второй половине XIX века после проникновения сюда товарно-денежных отношений. Активно осваивающие с конца XVIII века равнину чеченцы, переходили от эпизодических набегов к широкомасштабной, систематической экспансии на своих соседей…». Правда, далее в книге мы находим небольшое отступление, где авторы замечают, что российские власти также применяли традицию набегов с целью захвата добычи у горцев, т. н. «баранты», чтобы «возместить экономический ущерб, понесенный от их хищничеств». Иначе, как разжиганием межрелигиозной вражды не назовешь высказывание о том, что «.в исламе с его призывом к войне против неверных набеговая система нашла свою идеологическую базу». Ведь даже самому далекому от религии человеку известно, что ислам сурово осуждает кражи и грабежи и выступает за сохранение мира и благополучия¹⁸². Чеченский адат не делал никакого принципиального различия между кражей, разбоем и грабежом. Всякое похищение чужого имущества классифицировалось как воровство¹⁸³.

В.В. Дегоев в своей монографии выдвинул постулат, который касается признания экономической самодостаточности горских обществ¹⁸⁴. Это, казалось бы, вполне невинное утверждение автора (со ссылкой на английского учёного Л. Мозера) фактически разрушает концепцию М.М. Блиева о набеговой системе как об одном из средств экономического выживания горцев, которую, как представляется, автор сам разделял, будучи соавтором прежней книги о Кавказской войне, основанной именно на этой концепции. В чём же тогда видит автор сущность набеговой системы? Он относит её, в первую очередь, к проявлению ментальности горцев, оценивая её как своеобразный социально-культурный институт, некую общественную привычку